– Я видел вас обоих! – сказал Джордж.
– Я тоже хочу выступать по телевизору! – заявила Виктория.
– Милый, ты скажешь чего-нибудь? – спросила Дин. Макс медленно, протяжно вздохнул и посмотрел на жену.
– Ну... это было немного. – Потом он внезапно расплылся в улыбке. – Но это было неплохо! Они обнялись.
Сюжет о носороге кончился, и началась реклама. Режиссер Сузан развернулась на вращающемся кресле и тихо, изумленно выругалась:
– Как так получилось, что я ничего об этом не слышала раньше?
Тина по-прежнему стояла у стены и смотрела застывшим взглядом на лицо Джона Баррета на мониторе, передававшем изображение с камеры Три.
– О чем не слышала?
– Да о дочери Слэйтера!
Тина, казалось, проигнорировала вопрос и обратилась к Рашу:
– Этот сюжет слишком затянут. У нас едва хватило времени на видео с носорогом. Раш заглянул в сценарий.
– Ага, ладно, можете выбросить его из семичасового выпуска.
– О нет, не надо – выбросите носорога! – воскликнула Сузан.
– Занимайся своей работой! – отрезала Тина. – Я буду решать, что выбрасывать, а что нет!
Сузан мгновенно прикусила язык, сочтя за лучшее воздержаться от дальнейших высказываний. Она глубоко вздохнула, развернулась обратно к мониторам и снова занялась своей работой:
– Хорошо, камера Два, Эли крупным планом. Камера Один будет снимать Барри с комментариями...
Джон физически чувствовал холодок, исходящий от Эли, но сохранил профессиональное спокойствие, подготавливаясь к следующей части выпуска. Он вышел в эфир с сюжетом, но на этом история не кончилась. Еще оставалась заключительная часть программы, и еще оставался семичасовой выпуск.
Губернатор Слэйтер попрощался со своим шофером Брайаном и вошел в заднюю дверь особняка, перекинув через руку пальто, залитое кофе.
Он нашел горничную Элис на кухне, занятую приготовлением обеда. Это была очень милая пожилая вдова. Она и ее покойный муж многие годы дружили с семьей Слэйтеров.
– Здравствуйте, губернатор.
Он буркнул, не глядя в ее сторону:
– Здравствуйте, Элис.
Она заметила мрачность хозяина.
– Что, трудный денек выдался?
Губернатор остановился, немного смягчился и нашел в себе силы посмеяться над своей неприятностью, развернув и показав Элис пальто.
– Вот, пролил кофе...
Она моментально забрала у него пальто.
– Не расстраивайтесь. Позвольте мне позаботиться об этом.
– А где Эшли?
– О, кажется, пошла покупать цветы и семена. Должна возвратиться с минуты на минуту.
Губернатор чувствовал себя почти идиотом, задавая следующий вопрос, который, однако, должен был задать:
– Гм... а куда она пошла – в оранжерею Уоррена?
– Да. Она так сказала. Там сегодня распродажа.
– Значит, она... она не собиралась идти еще куда-нибудь – ну там, покупать одежду или обувь? Элис рассмеялась.
– О Боже, понятия не имею, господин губернатор.
– Гм. Есть какая-нибудь почта?
Элис указала на кухонный стол – туда обычно складывали почту, которую она просматривала. Никаких бандеролей или посылок губернатор не увидел.
– А посылок сегодня не приходило?
– Нет. Вся сегодняшняя почта на столе. Он почувствовал себя лучше.
– Ладно... Хорошо... Я хочу принять душ и вздремнуть перед обедом.
– Я вас позову, когда накрою на стол.
Губернатор торопливо прошел по огромному дому и поднялся в спальню, чувствуя, что нервное напряжение начинает спадать. Ладно. Это его дом, его надежное убежище, куда никто-в том числе и пророки – не может войти. Замечательное чувство.
Он снял пиджак и лениво бросил на кровать, потом прошел в ванную комнату, на ходу развязывая галстук и тихонько напевая себе под нос. Хороший горячий душ, вот что ему нужно сейчас.
О нет. Что это стоит рядом с туалетным столиком? Губернатор уставился на предмет, боясь подойти ближе, отказываясь верить, что это действительно... коробка для обуви. И только когда он решил, что это шутка, заранее подготовленный розыгрыш, он заставил себя подойти и снять с коробки крышку.
Так и есть. Конечно, он обнаружил внутри пару темно синих кроссовок.
Он скинул с ног туфли и примерил кроссовки. Точно ВПОРУ
– Эй! – донесся до него голос Эшли. – Ты нашел что-нибудь? – Она говорила лукавым голосом – как всегда, когда делала ему какой-нибудь сюрприз.
Губернатор пребывал далеко не в восторге, когда стремительно вышел из ванной, все еще в кроссовках.
– Что это значит?
Она была в восторге.
– О, похоже, они тебе в самый раз!
– Да, вот именно! – раздраженно рявкнул Слэйтер. – Точно по ноге! Так откуда они взялись?
Эшли опешила от его раздраженного тона.
– Но... Хирам, они ничего не стоили. Теперь он сорвался на крик:
– Откуда они взялись? Теперь Эшли тоже закричала:
– От Уэйда Шелдона!
– Уэйд Шелдон! – Губернатор был потрясен и озадачен. Несколько лет назад они с Уэйдом Шелдоном занимались организацией спортивного клуба. – А он откуда взял их?
Эшли, полная негодования, перешла к обороне.
– Я думала, тебе будет приятно.
– Отвечай на вопрос!
– Он заказал их по каталогу. Они ему не подошли, и он решил подарить их тебе. А мне отдал сегодня утром, когда я заходила проведать Марси.
Марси. Жена Уэйда. Чепуха какая-то. Знакомы ли Шелдоны с Джоном Барретом? Когда Эшли получила кроссовки – до или после маленького пророчества Джона Баррета? Откуда Джон Баррет знал, что Эшли зайдет в гости к Марси? Откуда он вообще знал, что Уэйд заказывал кроссовки?
– Когда ты заходила к Марси?
– Около десяти утра. А что?
Слэйтер сел на кровать. Он сбросил кроссовки с такой ненавистью, словно они были его кровными врагами.
– Я просто... просто пытаюсь понять эту историю, вот и все. Здесь должно быть какое-то объяснение! Должно быть! Чаша терпения Эшли переполнилась.
– Возможно, это просто потому, что Уэйд твой друг – или понятие дружбы тебе незнакомо?
– Все не так просто!
– И что такое, по-твоему, эти кроссовки – взятка?
– Не взятка... Может, розыгрыш...
– Хирам Слэйтер... – Эшли сообщила, куда он может отправляться, и вылетела из спальни.
Шесть часов пятьдесят минут вечера.
Джон снова проверил свой грим, стоя в гримерной перед огромным, ярко освещенным зеркалом, и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Ему становилось все труднее сохранять профессиональное самообладание, когда в душе бушевали столь противоречивые чувства.
Одна его часть – профессионал, привыкший идти по течению, – набрасывалась на него с бранью, честила на все лады, кричала, что он страшно вредит своей карьере, людям, на которых работает, всей индустрии, сделавшей из него знаменитость.