Погасли лучи, исходящие из странного аппарата, распахнулась дверь, выставился наружу длинный трап, и по нему съехал на заснеженную дорогу вдоль реки всадник на красно-рыжем коне. Сопровождал его звонко лающий рыжий лохматый пес. Всадник был одет в красивую, но слишком уж старинную одежду — плащ на меху, высокие сапоги, причудливую соболью шапку… Гнедой конь его взвился на дыбы и, взбрыкивая передними ногами, понесся по полю. Пес, как пуля, помчался следом.
— Властислав! — закричал Павлик.
Король обрадованно приветствовал его. Следом за ним, на белом коне, из диска вылетела прекрасная принцесса в синем плаще, с распущенными до пояса черными кудрями, а за ней — белокурый юноша, одетый под стать обоим всадникам, только конь у него был черный, как смоль.
Дети закричали от восторга. Зоинька захлопала в ладоши, наблюдая, как всадники кругами носятся по полю. Чудеса тем временем продолжались. В проёме двери показался улыбающийся… Федор. Арина узнала его только тогда, когда он обнялся с Павлушей и подошел к мокоши поздороваться. Арина во все глаза смотрела на его ноги, Федя смеялся и весело отвечал на все их вопросы.
В сопровождении высокого светловолосого молодого мужчины из диска появились Тики и Дизи. Всё бы ничего, но у незнакомца было голубое лицо. Арина оторопело смотрела на него, а тот только улыбался.
— Нравится? — вдруг вклинился он в оживленный разговор Арины с Тики.
— Почему… это?.. — Арина показала на свои щеки, спрашивая о причине столь странного цвета его лица. Он ответил охотно:
— Я ищу девушку, у которой голубое лицо… Она не появлялась здесь?..
Все смеялись весело, беззаботно… Федор ушел в диск и вывел оседланного, серого в яблоках коня, вскочил на него и присоединился к остальным всадникам.
— А где… маленький?.. — поискав глазами, спросила вдруг Арина. — Мы так скучаем по нему…
— С ним всё в порядке… — ответил Тики, но Арине показалось, что в его глазах промелькнула печаль.
Дизи улыбнулся и кивком головы подтвердил слова друга. Он был таким исхудавшим, совсем прозрачным от слабости, что у Арины защемило сердце. Она крепко прижала мальчика к себе и поцеловала в светлую непокрытую голову. Он смущенно принимал эту ласку.
Кто-то еще появился в проеме двери, но не вышел, продолжал стоять в тени, наблюдая за людьми, — огромный, черный, мохнатый… с красными глазами… Арина с тревогой смотрела в его сторону.
— Не бойся, — сказал Дизи. — Это друг.
…Они говорили с ней недолго, так как торопились, потом попрощались и ушли все в свой странный аппарат. Вернулись с прогулки всадники и, одарив Арину и ребятишек приветливыми улыбками, тоже исчезли в глубине диска. Но он не улетал, стоял на месте, дверь по-прежнему оставалась открытой, и Арина, как завороженная, смотрела на черный проем. Свидание получилось радостным, но мокошь охватило плохое предчувствие.
На пороге появилась женщина в голубом теплом комбинезоне.
Арина не сразу узнала ее. На лице у нее виднелись следы не то от ожогов, не то от страшных ран, но глаза оставались прежними — синими, яркими, как у Зоиньки…
Мокошь ахнула и, крикнув мальчиков, побежала по дороге прочь от женщины, спускающейся с трапа. Ей было тяжело бежать с внучкой на руках, но она неслась изо всех сил и, как ей показалось, долго. Мальчики, ничего не понимая, бежали рядом, пока Арина, выбившись из сил, не упала прямо в снег, уронив девочку… Цветастая шаль ее съехала набок, в рукава шубы набился снег. Когда Арина поднялась на ноги, Лотис стояла прямо перед ней и держала Зоиньку на руках. Та совсем не испугалась незнакомой женщины, напротив, прижималась к ней, обхватив ручонками, и улыбалась Арине.
— Отдай… — с тоской сказала Арина.
Лотис взяла за руку Сережу, тот — Павлика, и с девочкой на руках пошла к диску, стоящему далеко в поле…
Ноги у Арины словно примерзли к земле, она хотела шагнуть и не могла, хотела заплакать — горло будто сдавили, и из него вырывалось только судорожное дыхание…
На полпути Сережа принялся беспокойно оглядываться на Арину. Он дернул Лотис за руку и молча посмотрел ей в глаза. Она обернулась, взглянула на Арину, потом на мальчика и нехотя кивнула. Сережа обнялся с Павлушей, поцеловал девочку и побежал назад, к Арине, скорбно застывшей на дороге.
Лотис снова двинулась вперед, уводя с собой Павлушу и Зоиньку…Теперь уже Павлик что-то сказал ей, решительно, как он всегда умел. Лотис снова согласилась — наверное, потому, что Арина произнесла про себя все молитвы, какие вспомнила. Павлик поцеловал Зоиньку и тоже побежал назад. Сережа бросился ему навстречу, и они снова обнялись, теперь уже радуясь встрече, а не прощаясь… Арина не успела ахнуть, как оба они превратились в двух белых голубков и полетели к Лотис. Они покружили над Зоинькой, касаясь ее крыльями, садясь ей на ладошки, и вскоре вернулись к Арине. Секунда — и они снова дети. Она крепко взяла их за руки.
— Забыла, как прощаются? — хмуро сказала ей Лотис, повернулась и с Зоинькой на руках вошла в серебристый диск. Девочка, глядя через плечо Лотис, махала Арине ручкой.
Арина перевела дух, поправила сбившуюся шаль и сквозь слезы речитативом затянула древнюю ритуальную песню, что передавалась в их роду от мокоши к мокоши:
— Ты вернешься, дорогая… Ты взойдешь на этот зеленый холм…
Диск плавно взлетел, слегка накренился и через мгновение уже исчез, но Арина, протянув руки к опустевшему белому небу, продолжала:
— Я обниму тебя, и мы никогда не расстанемся, пусть даже солнце собьется с пути и ночь прогонит день…
— Что ж, пусть звезды приблизятся к нам и освещают нам дорогу… тихо проговорила Лотис, глядя на удаляющуюся Землю.
Вот она стала меньше, еще меньше… И совсем исчезла с экрана.
Эпилог
— Михалыч… Слышишь? Пойдем, а? — Вася, молодой геодезист, стоя на коленях, заглядывал в палатку и дергал начальника геологической партии за ногу.
— Полог закрой, гнус сожрет, — донеслось из палатки сонное бормотание.
— Уйдут ведь, — с тоской сказал Вася. — Эх, вы, люди-человеки…
— Ты опять за свое? Говорил вчера… тебе не наливать больше…
— Да не пил я! Вылазь, Михалыч, очень тебя прошу! — В голосе Васи зазвенело отчаяние. — В последний раз!
Из палатки высунулась голова.
— Опять лохматый и страшный пасёт мамонтов?
— Ага.
— Вась, это белая горячка, — предупредил Михалыч, выбравшись наружу и натягивая сапоги. — Исключительно для того, чтобы ты оставил нас в покое… Но предупреждаю… Ты уже всех замучил…
— Быстрее… — взмолился геодезист.
…Они почти бежали по тропинке, протоптанной в зарослях. Размякшая от дождей земля скользила под ногами. Ночной воздух был влажным, холодным, и в двух шагах деревья казались сплошной непроницаемой стеной. Но на востоке сквозь сырой туман уже поднимался робкий рассеянный свет.
