Сергей Лукьяненко - Красная машина, черный пистолет (сборник)

– Правда, девочка. Только…

Улыбка сошла с лица доктора, он смотрел теперь на Джой с грустной нежностью.

– Только не слишком радуйся, девочка. У нас с тобой один шанс из миллиона. Поэтому я молчал все время, прости. Я ждал, когда у подлеца проснется совесть. Я не верил, что люди могут быть такими. Может быть, потому что слишком часто имел дело с животными. Впрочем, это к слову… Мужайся, девочка. Не стану обманывать – это дорога через смерть. Для того чтобы добраться до выхода, надо пройти через наш космический виварий…

Холодок пробежал по коже. Перед глазами Джой замелькали омерзительные извивы хрустальных пьявок, многометровые липкие спирали десятиголовых червей, чмокающая слякоть живой протоплазмы Венеры. И уже нестерпимо живо представлялась жуткая темнота, легкий шелест, громовой взрыв, и невидимая восьмидесятитонная глыба магнитной черепахи в смертельном броске, и прожекторный удар вспыхнувшего желтого глаза, серебристые щупальца на безвольно обвисшем человеческом теле…

– Биоскафандры, к сожалению, плохая защита. Придется пробиваться боем. Один шанс из миллиона. Но иного выхода нет. Как, Джой?

– Я жена астронавта, дядя Чарли.

Солсбери опустил глаза и подозрительно долго возился с бумагами. Он пробормотал хрипловато:

– Значит, решено… Я сейчас… Мало ли что… Я напишу несколько строк. О нас с вами, об СД, о Тэдди. И о Смитах. Еще четыре часа. Мы должны успеть…

Это был самый дерзкий и странный налет из всех, который знал когда-то уголовный мир. Пятеро неизвестных сумели прорваться сквозь железное кольцо самой надежной охраны и проникнуть в Биоцентр. Их не интересовали деньги, судя по всему, потому что они не тронули никаких ценностей, хотя имели возможность. Они пробирались в святая святых Биоцентра, в его подземные лабиринты, и сумели найти сверхсекретное в секретном – блок лабораторий под кодовым названием «зона «Т». Они пробили десятидюймовую броню входных дверей и, рискуя жизнью, по лифтовым стволам добрались до кабинета Солсбери. Они не искали документов, потому что все сейфы оказались нетронутыми. Тем не менее они обшарили каждое помещение блока – а в блоке было, включая подсобные, двадцать пять секторов. Ничего не взяв, они вернулись в кабинет.

– Посмотрите, здесь какие-то записки, – сказал один из них главному – высокому светловолосому парню в синем реглане. – Вернее, целое послание…

Днем позже сотрудник особой службы МСК лейтенант Дик Стрикленд получил строгий выговор за превышение полномочий.

Международный орден «Лавровая ветвь» он получил гораздо позднее.

Тэдди чувствовал себя скверно.

Одной из причин его плохого настроения был напарник.

Всего три дня провели они вместе – если этим словом можно определить единство двух космолетов, идущих на расстоянии в полтысячи миль друг от друга, и если единственным средством общения между пилотами, затерянными в звездной пустыне, служит экран видеофона.

Но эти три дня оказались тяжелым испытанием. Стивен внешне оставался спокойным. Но мелкие детали: неожиданно выключенный видеофон, многозначительное молчание в ответ на элементарный вопрос, а следом неуемная и неуместная болтовня по поводу и без повода, инстинктивно дернувщаяся к лазерному блоку рука, когда на локаторах появилось белое пятнышко (какой-то запутавшийся астероид, как потом оказалось), – все это настораживало и отнюдь не располагало к доверию.

Впрочем, с этим еще можно было мириться. Психологическая несовместимость, о которой говорили с иронической улыбкой лет сто назад и возвели в ранг абсолютного принципа через полвека, теперь стала реальной, но отнюдь не всесильной деталью повседневности. С нею можно было бороться, ее можно было не замечать. По крайней мере, стараться не замечать.

Но Стоуна с настойчивостью маникальной идеи преследовал еще один вопрос, который никак не удавалось пока выразить словами. Какая-то неясная тревога возникала неотступно, когда он смотрел на растущий впереди щит Юпитера, но стоило только попробовать понять причину тревоги, как пугливая мысль с легким всплеском уходила.

Какой-то странной связью эта мысль была соединена с самыми разными отсеками памяти: фонтан Синего Дыма, лицо Солсбери, тральщик Свэна, прощальные губы Джой – «Поцелуй меня!», треугольник вращающихся гловэлл, на хвостах которых росла металлоподобная шишка, шрам на подбородке Стивена, красные огоньки звездных могил на карте дядюшки Клауса, своя собственная рука, без участия сознания выравнивающая планетолет, черная жуть пылевой завесы внутри «дикого» плашкоута и черное солнце свернутого притяжением Юпитера пространства, которое бы могло в одно мгновение соединить всю эту канитель в четкую прямую. Что-то вылетевшее из памяти, но которое вот здесь, рядом, стоит протянуть руку, и долгожданное ЭТО будет на расстоянии микрона от пальцев…

Но кроме тревожных предчувствий, у него была теперь щемящая радость, словно большой оранжевый апельсин, нагретый ладонями. Он смотрел искоса на апельсин, когда говорил со Стивеном, он любовался плотными покатыми боками, когда оставался наедине с собой, он ощущал терпкий аромат кожуры, когда ночи и дни, сны и бодрствование сливались в одно бесконечное ожерелье из черных камней, усыпанных блестками…

Он тосковал о Земле, и это было радостью, неведомой до сих пор.

Стивен не любил смотреть в глаза и говорил, повернувшись или в профиль, или в три четверти. Он поворачивался в анфас только тогда, когда слушал, и тогда в его глазах угадывались какие-то бесформенные скользящие тени: почему-то казалось, что на тебя смотрит человек, глубоко растерянный и очень боящийся, что кто-то все поймет.

Они уже вошли в ту зону, где начинаются «Папашины шутки», и Юпитер начал выворачиваться наизнанку, обволакивал их со всех сторон мерцающей слизью атмосферного «одеяла», размалеванного бурыми полосами, и на этом беловатом фоне все шире и шире расплывался кровоподтек Красного Пятна, когда Стивен впервые за весь полет – а потому неожиданно – спросил:

– Вы освоились с машиной?

– Кажется, да. Вам не кажется, что вопрос… м-м-м… несколько запоздал?

– Ведь это не тральщик.

– Я об этом и говорю. Мне кажется, об этом надо было сказать сначала. Ну а сейчас… сейчас я уже освоился. Совершенно самостоятельно. Надеюсь, у вас нет претензий к тому, как я вел космолет в течение трех суток?

– Это не тральщик, – невозмутимо продолжал Стивен в своей обычной манере, не отвечая собеседнику. – Это военный корабль.