Его же лучшие годы только начинались…
…Сергей стоял на краю шахты и смотрел, как они один за другим уходят в проем — отставник… женщина-ягодка… Пузырь… парень с папкой…
Сухие сосновые ветки они впятером раскидали быстро, и четырьмя припрятанными лопатами вмиг докопались до плиты. А вот забрасывать яму землей и маскировать до следующего визита придется ему одному. Как обычно.
Парень с папкой замешкался в проеме, снизу напоследок глянул на Сергея, словно хотел что-то сказать. Но не сказал — и шагнул в темноту вслед за остальными.
Сергей сложил лопаты, присел на них и стал ждать. Через четверть часа плита-лифт должна была подняться — неведомый механизм сбоев не давал. Сумку он поставил рядом с собой. В сумке лежали пистолет, пол-литровая бутылка минералки и пакетик кешью. Плотно пообедать он намеревался уже возле Торжка, был там у него давно облюбованный ресторанчик, неподалеку от трассы.
Солнце щедро расточало тепло, ветерок раскачивал верхушки сосен, пахло хвоей и чуть-чуть — сыростью, и можно было вообразить, что Земля безлюдна, как в седые времена, если бы не самолет, уверенно пронизывавший пушистые облака. Сергей взглянул на часы, встал, потянулся и, раздвигая кроссовками мясистые лопухи, сделал несколько шагов в сторону обрыва над ручьем. И не в первый уже раз подумал о том, как привязано к эпохе поведение человека. Средневековый люд считал Лихую горку проклятым местом, куда не стоит соваться, ибо там орудуют недобрые потусторонние силы… Да что там средневековый люд — дед Тарасов тоже так считал. Комсомольцы-добровольцы тридцатых годов живо бы здесь все перекопали и раздолбали пирамиду на кусочки вместе со всеми механизмами. И на переплавку, чтоб было чугуна и стали на душу населения вполне. Вячеслав Андреевич стал бы изучать. Поднял бы шум, дабы привлечь внимание, выбить средства на исследования… А он, Сергей Мосейкин, достойный продукт эпохи постсоветского недоразвитого капитализма, даже и не зная, что же это перед ним такое, изучать ничего не собирается и поднимать шум не намерен. Зачем громогласно заявлять о курице, несущей золотые яйца? Лучше потихонечку делать свой бизнес и иметь свой хлебушек с маслицем. Так устроен мир…
Какой-то шорох за спиной заставил его обернуться. Парень с черной папкой выползал из шахты на невысокий отвал рыхлой земли. Можно было подбежать и столкнуть его вниз, но Сергей замер, как в детской игре, даже не до конца развернувшись к яме. Парень встал возле сумки Сергея, отряхнул землю с футболки и джинсов и, не сводя глаз с Мосейкина, расстегнул свою толстенную папку. Не папку — целый чемодан. И вытащил оттуда… нет, не бумаги — пистолет.
— Видел? — Парень задрал край футболки и заткнул оружие за пояс джинсов. — Так что давай без фокусов, гражданин Мосейкин. Стой, где стоишь.
Он вновь запустил руку в папку и на сей раз извлек из ее безразмерного нутра мобильный телефон.
— Паша? Все, порядок. Я сейчас назад, с проводничком. Патрулю на семьдесят третьем скажи на всякий случай. Да, зеленый «рэмблер». — Парень помолчал, слушая и по-прежнему не спуская с Сергея глаз, потом коротко хохотнул. — Не, не надо. Он смирный…
До Сергея наконец дошло.
Однажды довелось ему быть свидетелем грандиозной драки в горсаду — ввязались менты, бросились разнимать, и кто-то из них тоже получил… Вот тогда уже принялись хватать всех подряд, и Сергей имел счастье провести ночь в камере райотдела. Потом, слава богу, разобрались, отпустили, — но впечатление от той ночи, проведенной взаперти, были очень сильными. Ни за какие коврижки Сергей не желал бы еще раз пережить ту ночь…
А теперь очень отчетливо и ясно виделась ему перспектива не одной такой ночи, а десятков, сотен ночей и дней, и не в райотделе милиции, а в тюрьме. В калымажне. На киче. Не нужно было от корки до корки знать уголовный кодекс со всеми его статьями, чтобы совершенно точно угадать собственное будущее. Его ждала тюрьма. Не продолжение легкой и веселой нынешней жизни, — а тюремное существование…
Ноги у него ослабли, и он чуть не сел в лопухи.
— Но-но, — сказал оперативник, засовывая телефон обратно в папку. — Не падай, я тебя до твоего танка зеленого на себе переть не намерен.
«Бежать? — в смятении подумал Сергей. — Куда? Пристрелит — и все…»
Да и вряд ли он смог бы убежать на своих вконец обмякших ногах.
— Как дырку закрываешь? — спросил опер.
— Она сама закрывается. — Сергей едва расслышал собственный голос.
— Что? Что ты там шепчешь? А ну, иди сюда, только не дергайся — себе дороже будет. Понял? И руки за спину.
Сергей медленно шагнул к шахте, косясь на свою сумку. Сумка была недосягаемой.
«И за пистолет припаяют», — острым гвоздем вонзилась в сердце еще одна мысль.
Опер поднял ладонь:
— Стоп!
Сергей послушно замер на месте, сцепив руки за спиной.
— Так как закрываешь?
— Она сама… Плита поднимается, автоматически…
— Вот как?
Опер с интересом повернул голову к дыре в земле. В тот же момент Сергей, словно получив толчок в спину, бросился мимо него и ногами вперед прыгнул в шахту. Налетел на стенку, вскрикнул от боли и завершил свой прыжок контактом с каменным дном. Контакт получился довольно удачным — не макушкой или ребрами, а подошвами кроссовок, смягчившими удар. Сергей тут же рванулся к проему, ведущему в пирамиду, и устремился вниз, перепрыгивая через несколько ступеней сразу. Скакал в темноту похлеще архара и боялся только одного — выстрелов вдогонку, выстрелов, которые разнесут ему голову.
Но выстрелов не было…
Тридцать с лишним лет назад, будучи студентом, Стивен Лоу любил шумные компании. С подначками, веселыми, а порой и довольно жестокими розыгрышами, пивом и крутой музыкой, от которой тряслись стены и сыпалась со стола посуда. Но недаром еще в эпоху Древнего Рима было подмечено: «Времена меняются, и мы меняемся с ними». Теперь руководитель одного из подразделений НАСА любой вечеринке предпочитал уединение и более-менее относительную тишину. Этот летний вечер вполне отвечал обоим условиям: Милли отправилась проведать шестилетнюю внучку Оливию, а плоский настенный телеэкран бормотал тихо и как бы сам для себя, не мешая сидевшему в кресле под лампой Лоу просматривать газеты.
В третий раз перечитав одну и ту же строчку, Лоу понял, что прислушивается к телевизору. Он отложил газету, взял пульт и прибавил звук. Миниатюрная блондинка с довольно умным, на удивление, лицом вела беседу с лысоватым дородным мужчиной в длинной белой рубахе навыпуск, как было модно этим летом среди тех, кто считал себя культурной элитой нации. Вновь прозвучало из лиловых с перламутром уст блондинки привлекшее внимание Лоу словосочетание «Новый Иерусалим», и вскоре он понял, что действо происходит в одной из хьюстонских телестудий. Оказывается, жемчужину южных штатов посетил кинорежиссер Дэйв Гарднер, снявший по собственному сценарию нашумевший фильм «Новый Иерусалим» — грандиозную космическо-мистическую феерию с мощной философской подкладкой. Во всяком случае, так охарактеризовала этот продукт Голливуда белокурая телеведущая.
