— В партийное бюро? Но именно туда прежде всего обратился комсомолец Пирожников. Повод основательный. Да? Еще бы! Взлетели на воздух тонны лидарита, в создании которого он принимал самое близкое участие. Вместо исправления своей ошибки Васильев занимается бесперспективной внеплановой работой. Сроки строительства первых лидаритовых домов для молодых механизаторов задерживаются. Труженики целинных земель живут в вагончиках…
— Да откуда он все это знает? — раздраженно спросил Васильев.
— Знает. Да? Из газет и писем друзей. Кстати говоря, кто-то из здешних лаборантов написал ему, что приходится выполнять твои внеплановые задания, и Пирожников уже размахивал этим письмом на комсомольском собрании. Кричит: «Мы не допустим, чтобы нас эксплуатировали».
— Дурак.
— По некоторым отзывам, законченный. Да? Но демагог. В таком сочетании это уже страшная сила.
Завод, где работала Мариам, был очень интересен и своеобразен по своему профилю, он выпускал буровые установки, шахтное оборудование, имел мощное конструкторское бюро и охотно принимал заказы на постройку опытных образцов по предложениям изобретателей, в том числе и Васильева. Постоянное общение с научно-исследовательскими институтами, творческая, деятельная обстановка, при которой каждый работник оценивается лишь по таланту и труду, где нет ни степеней, ни званий, «школ» и «школок», где мысль созидателя обязательно получает свое реальное воплощение в машине, станке, технологическом методе, где все это проверяется на практике, а не прячется в архивы, — именно это позволяло Мариам настороженно относиться к деятельности специалистов типа Пирожникова.
— Я не могу понять, почему в вашем институте доверяют этому халтурщику ответственные задания. Приехал недавно согласовывать технические условия на лабораторную вибромельницу. Заявился в КБ важный, на всех свысока смотрит. Ну как же! Ведь он представитель научного института. Такую чушь молол, что даже девчонки-практикантки прыскали за его спиной. А Литовцев этому пустомеле авторитет создает. Да? Кому это нужно?
— Пока не знаю. Возможно, что и самому Литовцеву.
Утром неподалеку от «мертвого сада» трава покрылась инеем. На вытоптанных дорожках он лежал тонким слоем, точно соль, выступившая из земли. Взошло скучное осеннее солнце, дорожки потемнели, и только белесые странные тени прятались у забора, за стройкомбайном, всюду, куда не проникали солнечные лучи.
Васильев показывал Мариам место аварии, показывал трубы, сложенные у забора, и с грустью думал, что вместо отдыха на своей родине, куда Мариам рвалась еще с весны, она выбрала здешний невеселый уголок, где с самого первого дня ей приходится заниматься всякими неприятными делами.
На заводе, где она работала, проектировалась оригинальная установка, что-то вроде химического предприятия под землей, где нет людей и все процессы происходят автоматически. Для подачи реактивов в рудные месторождения требовались кислотоупорные трубы из пластмассы именно той марки, что используется на здешнем строительстве.
Проектировщикам стало известно об аварии. Лопнул прозрачный патрубок, а это уже серьезное предостережение. Пока его исследуют на заводе, где такие трубы были выпущены в небольшой серии, пройдет много времени. А кроме того, если едет свой человек на строительство, то почему бы его не попросить разузнать об этом деле на месте? Вполне возможно, что были допущены какие-либо отклонения от норм эксплуатации. Мариам достаточно разбирается в этой технике, пусть протелеграфирует свои соображения.
— Напрасно ты берешь на себя такую ответственность, — сказал Васильев, останавливаясь на краю застывшей лужи из лидарита. — Пусть комиссия работает.
— Я постараюсь ей помочь. А кроме того, мне жалко наших ребят. Ходят как в воду опущенные. Неизвестно, что им дальше делать.
— Ждать.
Мариам подняла вверх лукавые глаза:
— Тебе это тоже советовали. Почему бы не подождать Пузыреву? Наш инженер, о котором я тебе рассказывала, говорит, что, когда заболел Дарков, работа в лаборатории замерла. Внешне ничего не изменилось. Люди на местах. Аппараты, приборы, колбы, пробирки — все как было, только жизни нет. Да? — Мариам подошла к застывшему под слоем лидарита кусту сирени. — Совсем как в этом «мертвом саду».
— Смотри, уколешься, — предупредил ее Васильев, заметив, что она идет дальше. — Я однажды здесь в кровь исцарапался.
— Именно этого и боятся в вашем институте. Исцарапаться! Ты бы вырубил эту мертвечину, — посоветовала Мариам.
— Топор не берет. Да и некогда этим делом заниматься.
— Сегодня опять испытания?
— Обязательно. Ты понимаешь, Мариаша, я еще никогда в жизни не сталкивался с такой невероятной загадкой. Ставлю под форсункой стальную плиту, включаю компрессор. Начинается разбрызгивание жидкой цементной массы, сделанной точно по рецепту Даркова. Все получается великолепно, — масса прекрасно схватывается и, пока еще сырая, крепко держится на плите. Но стоит мне только провести этот опыт в закрытой форме стройкомбайна, когда обе ее половины сдвинуты, как цементную массу точно подменили, она не хочет держаться не только на потолке, но и на стенках. У меня самая новейшая контрольная аппаратура. Телеконтроль, радиоактивные изотопы. Из института метеорологии привезли аппарат, основанный на принципе измерения толщины снежного покрова с помощью изотопов. Здесь он у меня измеряет толщину наращиваемых стен. Однако никакая техника не помогает. Неразрешимая загадка.
— Таких не бывает, Саша.
— Ты сначала выясни насчет лопнувшего патрубка, а потом утверждай.
— Попробую выяснить, хотя уверена, что техника здесь ни при чем. Да?
— Спасибо. Значит, виноват начальник строительства? То есть — я? Завод поставил доброкачественные патрубки, а здешнее руководство не провело соответствующей воспитательной работы с кадрами, в результате чего получилась авария. Видишь, уже готовая формулировка для выводов. Так и подскажи комиссии.
Мариам оглянулась, не видит ли кто, и обняла мужа.
— Какой ты у меня злой.
— Устал я очень, Мариашка. Вот и бросаюсь на всех.
— А ты отдохни, пока еще не привезли лидарит. Говорят, здесь на речке рыбалка хорошая. Потом сделаешь плановые десяток домиков, и поедем в Москву.
Васильев испытующе посмотрел ей в глаза:
— Шутишь?
— Зачем «шутишь»? Разве я не знаю, что ты у меня особенный.
— Неправда, Мариам. Меня просто честность заела. Ведь обещал ребятам дать целый поселок. Надо сделать.
Желая отвлечь его от дурных мыслей, Мариам напомнила:
