— Понимаю, — сказал я. — Возможно, в подобных обстоятельствах и я сделал бы то же самое.
Я понимал, как страшно мучает совесть этого человека, и видел, что, в сущности, это человек чести. Я еще мог простить то, что он сделал ради невинного создания, которое любил, но как мог он надеяться, что я предам всю страну, предам целую планету ради спасения женщины, которую и в глаза не видел? Все же я был неспокоен. Честно говоря, я не знал, что стану делать, когда придется принимать окончательное решение.
— В конце концов, — сказал я, — окажись я в вашем положении, то сделал бы вид, что покорился, а между тем втайне постарался бы разрушить их планы.
— Я думал так же, — ответил У Дан. — Именно это та последняя соломинка, за которую я цепляюсь, чтобы сохранить уважение к себе. Вдруг, пока не поздно, я смогу еще спасти себя и Вайю.
— Возможно, вдвоем мы сумеем спасти и Вайю, и Гелиум, — проговорил я. — Хотя на деле я не очень-то беспокоюсь за Гелиум. Думаю, он сам позаботится о себе.
У Дан покачал головой.
— Едва ли… если хотя бы часть того, что говорил Мультус Пар, окажется правдой. Они явятся с тысячами кораблей, невидимых для обитателей Барсума. Двухмиллионная армия вторгнется в Гелиум и захватит оба главных города прежде, чем один человек заподозрит, что какой-то враг угрожает его безопасности. Они придут со смертоносным оружием, о котором барсумцы не знают ничего, против которого поэтому не смогут устоять.
— Корабли-невидимки? — воскликнул я. — Но я же прекрасно видел корабль, когда меня захватили.
— Да, — сказал он. — Тогда корабль был видам, и все-таки он был невидимкой, когда среди ясного дня прошел через эскадры твоих патрульных кораблей и сел на крышу одного из самых приметных домов Малого Гелиума. Он был видим, когда ты впервые взглянул на него, потому что убрал невидимость, или, вернее, моргоры убрали ее, чтобы потом найти свой корабль, а то для них он был так же невидим, как и для нас.
— Ты знаешь, как достигается невидимость? — спросил я.
— Мультус Пар объяснял мне, — проговорил У Дан. — Дай-ка вспомнить… Я же не ученый, но, думается, более или менее точно я припомню все, что он рассказал мне. Кажется, на Сасуме, на одном из океанских побережий, есть магнитный песок, который состоит из мельчайших призматических кристаллов. Когда моргоры хотят сделать свой корабль невидимым, они намагничивают его корпус, а потом окутывают его поверхность этими призматическими кристаллами. Они просто распыляют песок из огромного количества мелких отверстий в корпус корабля и создают вокруг него облако, которое заставляет лучи света огибать корабль. Если корпус размагнитить, эти частицы, легкие, как воздух, опадут или разлетятся, и тотчас корабль снова станет видимым.
Тут подошел какой-то моргор и прервал наш разговор. Держался он надменно и грубо. Я не мог понять его: он говорил на своем языке в том глухом замогильном тоне, о котором я уже упоминал. У Дан отвечал на том же языке, хотя и не в такой траурной манере. Затем он обратился ко мне.
— Сейчас начнется твое образование, — криво улыбаясь, сказал он.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я.
— За время перелета тебе придется выучить язык моргоров, — объяснил У Дан.
— Сколько он продлится? — спросил я. — Обычно нужно месяца три, чтобы выучить язык так, чтобы ты понимал и тебя понимали.
— Перелет займет не меньше восемнадцати дней, потому что придется сделать крюк в несколько миллионов миль, чтобы не столкнуться с астероидами. Они случайно оказались прямо по курсу.
— Значит, моргоры полагают, что я выучу их язык за восемнадцать дней? — спросил я.
— Не только полагают, а заставят тебя выучить, — ответил У Дан.
Началось мое обучение. Невероятное грубое, но весьма результативное. Преподаватели сменяли друг друга, почти не давая мне времени для сна и еды. У Дан служил переводчиком, что очень помогало мне, как и то, что я необычайно легко усваиваю языки. Порой я так страдал от недосыпания, что мой мозг делался неповоротливым, а ответы запаздывали и были неточными. И однажды, в такой вот момент, занимавшийся со мной моргор ударил меня по липу. Я был готов примириться со всем, потому что стремился выучить язык моргоров — жизненная необходимость, если только надеюсь хоть когда-нибудь сразиться с ними и воспрепятствовать планам чудовищной агрессии. Но тут я стерпеть не мог и дал моргору такого тумака, что он отлетел едва ли не в конец салона, а я едва не сломал руку о его жесткую костлявую челюсть.
Он не поднимался. Лежал там, где упал. Несколько моргоров двинулись на меня с обнаженными мечами. Обстоятельства складывались скверно: я был безоружен. У Дан побледнел. К счастью, шум привлек внимание командира корабля, и он вовремя появился на сцене, чтобы отозвать своих. Он потребовал объяснений.
К этому времени я овладел достаточным количеством слов, чтобы понимать почти все, что мне говорят, и в некоторой степени суметь объясниться. Я сказал этому типу, что не жаловался, когда страдал от голода и от того, что мне не дают спать, однако еще никому не удалось ударить меня безнаказанно.
— Ни одно существо низшей расы также не смеет безнаказанно ударить моргора, — ответил он.
— И что же ты собираешься сделать в этом случае? — спросил я.
— В этом случае я ничего не собираюсь делать, — отвечал командир. — Полученные мною инструкции требуют доставить тебя живым на Эробус. Когда я выполню задание и доложу о твоем поведении, каким будет твое наказание, будет зависеть только от решения Вандолиана.
— С тем он удалился, однако мне принесли поесть, дали выспаться, и до конца путешествия ни один моргор больше не пытался ударить меня.
За едой я спросил У Дана, что такое Эробус.
— Они называют так Сасум, — ответил он.
— А кто этот Вандолиан?
— Ну, думается, на Барсуме он был бы джеддаком. Я так сужу по тем многочисленным замечаниям моргоров, которые слышал о нем. Хотя как будто он вызывает страх, если не ненависть.
После долгого сна я хорошо отдохнул. Вновь все, чему меня учили, было ясно в моем мозгу, который больше не дурманила усталость. Затем сам командир взялся самолично проэкзаменовать меня. Я абсолютно уверен, что он сделал это с единственной целью найти какую-нибудь ошибку и, скорее всего, наказать меня. Он был чрезвычайно злым и надменным. Вначале самые простейшие вопросы задавались саркастическим тоном, но в конце концов, явно разочарованный, он ушел. Больше со мной не занимались.
