-Ну, соседи? - спросил Алексей Сергеевич Красноцветов, - тварь мертва. Ваши планы на будущее?
-Жить, - сказал Андрей Якутин, - просто жить. Уеду куда ни будь, посмотрю мир - вольному - воля.
-Перестану играть людьми, - хмуро сказал Максим Крохин, - это, пожалуй, лучшее, что я смогу сделать в будущем.
-Уйду с почты, - произнес Поляков, - свое последнее письмо я доставил. Хватит. На свете есть много куда более занимательных вещей... А ты Валера, куда?
-А что я, у меня теперь новая жизнь. Буду деньги зарабатывать - сколько можно жить в бедноте? Я теперь человек - самый настоящий.
-Похвально, - сказал собачник - может быть еще покатаешь нас на "Бентли"... А у тебя, Сань, каковы планы?
-Определенные, Алексей Сергеевич, - улыбнулся тот, и осторожно обнял Анну за плечи. А она - не отстранилась. Только спросила с легкой усмешкой:
-Ну, а вы, сами то как? Куда теперь?
Алексей Красноцветов на миг задумался, а потом решительно сказал:
-Перееду на другую квартиру, - и качнул головой - ну, что, идем?
И они пошли прочь, оставляя позади сцену, на которой один за другим гасли огни. Соседи на миг остановились перед дверью, а потом распахнули ее и вышли вон.
Они прошли сквозь темное и пустое помещение котельной, полное угрюмых неработающих печей. Сбившись тесной группой, прошагали по короткому коридору и поднялись на четыре ступеньки в холл. Прошли мимо оторопевшей консьержки, которая с недоумением глядела на их изорванную одежду, исцарапанные лица и безумно поблескивающие глаза. Консьержка приняла их за бомжей и плотно сжала и без того тонкие губы, пробормотав про себя: "недочеловеки".
А они отворили дверь подъезда и вышли в сияющий теплый полдень. На дворе был июль, и одетые по летнему люди спешили туда и сюда, ездили машины, пели птицы, мир жил бурно и радостно, как всегда возрождаясь и оживая после долгой зимней спячки. Мир был велик и полнокровен, а никак не решающиеся сойти с крыльца соседи напоминали извлеченных на поверхность подземных существ бледные, они зачарованно щурились на буйствующую вокруг жизнь, и все не могли поверить. А потом, все же решившись, они ступили вниз и пошли вдоль улицы, не замечая удивленных взглядов прохожих. Они смотрели в лица - такие разные, смеющиеся, печальные и безразличные, но - живые. Мир вокруг них был вменяем он был серьезен, смешлив, опасен и уютен. В нем жили шесть миллиардов человек. Он был настоящим.
Они шли и теплый летний ветер гнал им навстречу легкие катышки тополиного пуха, и перед каждым из этих семерых усталых людей, лежали их собственные судьбы. Они убегали вперед, в туманное смутное завтра, прямые и блестящие, как череда новеньких рельс.
Убегали, и расходились в разные стороны.
Интерлюдия финальная.
После того как за семеркой закрылась дверь, Клоун и Поэт еще некоторое время печально смотрели друг на друга, и в их пустых, черных глазах, можно было еще прочитать какую-то невысказанную мольбу, какую-то просьбу, обращенную неизвестно к кому. А потом, замершая было вселенная, сделала циклопический выдох, несущий перемены и новые свершения, и они исчезли - так, словно их никогда и не было.
Сцена осталась. Звездный ветер перекатывал по ней катышки пыли. Огонь окончательно погас. Опустевшие подмостки ждали. Пустота никогда не бывала слишком долго и, рано или поздно, ее заполняли новые персонажи. Поэтому пустая сцена терпеливо ждала, как ждала уже бесчисленное количество раз и это ее ожидание неизменно, снова и снова, оправдывалось.
Сцена ждала нового представления.
КОНЕЦ.
