Словно кто-то невидимый, подкравшись, прошептал ему на ухо эти слова. Да, в прошлом, к сожалению, было не только хорошее…
Талбот, болезненно скривившись, прислонился к твердому каменному боку, где сохранились выбитые им когда-то инициалы «Р. Т. — Э. X.», и устремил взгляд на вздымавшийся над деревьями «Палец великана». Этот палец уже тогда грозил, предупреждал о беде, — но кто предполагает плохое в шестнадцать лет?..
— Здравствуй, Бобби, — раздалось сзади.
Некоторое время Талбот продолжал пребывать в неподвижности, а затем сделал усилие над собой и всем телом повернулся на этот голос, придерживаясь рукой за камень.
Да, совсем рядом стояла она. Она — Эйлин. Эйлин Ходовац.
И это был нечестный прием, это был удар ниже пояса. Такие удары нельзя прощать, даже если ты всего лишь подопытный кролик.
Зеленоглазой женщине со светлыми, чуть подсиненными волосами, одетой в легкое платье под цвет глаз, было за тридцать. Наверное, именно так выглядела бы сейчас Эйлин Ходовац… но Эйлин Ходовац навсегда осталась шестнадцатилетней, и в памяти его она застыла именно шестнадцатилетней. И не могла повзрослеть ни на один год, ни на один день… Она перестала быть подвластной изменениям в тот самый миг, когда сердце ее навеки остановилось вон там, за парком и заводом, в реанимационном отделении местной больницы…
Эту боль он утопил в себе, и все эти годы сам для себя делал вид, что ее, этой боли, не существует. Боль, многократно умноженная чувством собственной вины, — что может быть страшнее?
Tот огромный грузовик неумолимым ангелом смерти, холодным ветром из мрачной тучи несся прямо на них, и за стеклом оскалившейся кабины маячило бледное безумное лицо, — а он оцепенел, он не в силах был сделать ни одного движения. Он обязан был схватить ее за руку, дернуть на себя, пусть даже это грозило Эйлин вывихом… Черт возьми, ну что такое вывихнутая, даже сломанная рука по сравнению со смертью! А он ничего, ничегошеньки не сделал. Грузовик промчался мимо него, совсем рядом, — и сбил Эйлин…
Он ничего не сделал, он превратился в столб, он проявил слабость. Может быть, именно поэтому он впоследствии выбрал свою опасную профессию? Чтобы доказать себе: ты способен действовать в любой ситуации, действовать, а не превращаться в камень, — как этот, на котором выбиты их инициалы…
Но почему она здесь — такая? Ведь он никогда не представлял ее такой. Ну, конечно, режиссеры испытывают его на прочность, стараются вывести из равновесия, заставить забыть о задании!
«Держись, парень», — сказал он себе.
— Ты заснул, Бобби? Пойдем, прогуляемся. Расскажешь, как ты, где ты, что ты…
«А что — ты?» — чуть не сорвалось у него с языка.
— Да, в общем-то, ничего особенного, — преодолев себя, произнес Талбот. — Работаю в одной организации… Дислокация в Вашингтоне, а выезжаем то туда, то сюда… Короче, куда нужно.
— А сейчас в отпуске или как?
Эйлин улыбалась, и видно было, что ее совершенно не интересует, в отпуске ли он здесь или по какой-то другой причине. Сделав шаг назад, она поманила его за собой, а потом показала рукой на теснившиеся наверху склона деревья.
Она легко взбиралась по траве, чуть наклоняясь вперед, а он шел за ней и смотрел на ее загорелые ноги. В голове у него была полная сумятица, и он не знал, как себя вести. А еще ему нестерпимо хотелось дотронуться до нее, ощутить ее тело, волосы, губы…
Она остановилась под раскидистым кленом, который когда-то был всего лишь чуть выше нее. Медленно повернулась и зажмурилась от солнечного луча, упавшего ей на лицо. У Талбота защемило в груди. Было, было уже когда-то: зеленоглазая девушка возле тонкого клена, прищурившаяся от солнца…
Эйлин отвела голову чуть в сторону, в тень, и взглянула на него:
— Ты бы хотел видеть меня другой, Бобби?
— Д-да… — выдавил из себя Талбот. — То есть…
— Бобби… — Эйлин сделала шаг и положила руки ему на плечи, легкие, но отнюдь не призрачные руки. Ее глаза — живые глаза! — были совсем рядом. — Если хочешь, я стану другой. Такой же, как тогда… Это совсем просто, правда-правда! Ты не хочешь меня обнять?
— Да, — произнес Роберт Талбот.
И тут в голове у него прозвучал голос: «Второй здесь».
«Понял», — мысленно сказал он и взглянул на браслет.
На маленьком круглом экране суетились светящиеся точки, складываясь в схему.
Можно было ничего не говорить ей, но он сказал:
— Мне пора.
— До встречи, Бобби.
Он, не оглядываясь, зашагал через парк.
Талбот шел по городу детства и думал о том, что режиссеры все-таки придумали для него нелегкое испытание. Это же надо — так разбередить душу…
Он уже был у последних домов, когда его догнал Хесус.
— Ну, как вам здесь, мистер Талбот? Не появились ли какие-нибудь желания?
— Нет, — коротко ответил Талбот, не сбавляя шага.
Только что на связь выходил Третий. Он тоже был уже здесь.
— Идете на встречу с друзьями? Им здесь понравится. У нас хорошо, очень хорошо…
Талбот промолчал.
Хватит. Выбросить из головы.
Хесус остался у него за спиной и еще раз напомнил вслед:
— Я всегда к вашим услугам, мистер Талбот.
…Он встретил Второго и Третьего в редком лесочке за шоссе, огибавшем городок. Вернее, в том месте, которое представлялось Талботу редким лесочком.
Они стояли под чахлыми сосенками, ощетинившимися сухими рыжими иголками, и у каждого из них на спине висел рюкзак с деталями регистратора. Такой же, как у Талбота. Теперь, когда они были вместе, им предстояла очень несложная работа: вынуть детали из своих рюкзаков и собрать регистратор. И оставить его здесь, в этом лесочке, под увитыми серой паутиной рыжими ветками. Как первое звено будущей цепи, которая позволит выяснить, что происходит внутри Марсианского Сфинкса и как на самом деле выглядят его иллюзорные миры.
Роберт Талбот знал, что справится с заданием.
И, сделав свое дело, вынырнет из глубокого транса и очнется там, где и находится сейчас, — в медицинской лаборатории, расположенной в округе Колумбия, в Центре секретного правительственного спецподразделения «Аббадон»[19].
Даже погруженный в глубокий транс, он понимал, что пребывает не на Марсе, а на Земле, и все то, что происходит с ним, — это эксперимент. В ходе которого он, Роберт Талбот, агент спецподразделения «Аббадон», должен доказать, что никакие иллюзорные миры не могут сбить его с толку, запутать, заморочить голову, поймать в сети.
И если он докажет это, то действительно, воспользовавшись одним из пунктов перехода, отправится на Марс, внутрь Сфинкса. И вслед за ним отправится второй, а потом третий партнер. Партнеры будут уже не иллюзорными, как сейчас, не выдумками режиссеров, а реальными. И они втроем установят не эту, тоже иллюзорную, а настоящую регистрационную аппаратуру.
