Но каждый из ста тридцати моих глаз имеет по шесть ресничек сорок пятого калибра — и тому есть причина.
Например, маленькая симпатичная кукольная панда — о, всего трех футов высотой, когда она сидит на задних лапах, как игрушечный медвежонок, с крупными ушами, пушистым мехом, большими влажными карими глазами, розовым язычком, носом-пуговкой и с острыми белыми ядовитыми зубами.
Или резохват — оперенная рептилия с тремя рогами на покрытой броней голове: два под глазами и один, гордо нагибаясь кверху, увенчивает нос, с длинным мощным хвостом и когтистыми лапами.
Можно еще рассказать об амебообразных обитателях океана, иногда поднимающихся по реке и выходящих во время бурь и разливов. Но о них и говорить неприятно.
Поэтому Патрульная служба существует не только у нас, но и на многих пограничных мирах. Я работал на некоторых и убедился, что опытный Патрульный всегда может устроиться. Это такая же профессия, как чиновник на Земле.
Час пришел позже, чем я ожидал. Собственно, он вернулся, когда я формально был уже свободен. Но выглядел настолько довольным, что я не стал ничего говорить. Я просто кивнул, стараясь не замечать его блуждающей улыбки и отпечатавшейся на воротнике рубашки бледной губной помады, взял свою трость и пошел к выходу под струи гигантской поливальной машины.
Но лило слишком сильно. Пришлось вызвать такси и ждать еще пятнадцать минут. Элеонор уехала сразу после ленча, а остальные были отпущены еще час назад по причине непогоды. Здание ратуши опустело и зияло темными окнами и коридорами. Я ждал в вестибюле, стоя у двери, и наблюдая за дождем. А дождь барабанил в стены, звенел по лужам, лупил по асфальту, с громким журчанием сбегал к водосточным решеткам и заставлял запотевать окна.
Я собирался провести вечер в библиотеке, но погода вынудила меня изменить планы. Пойду завтра или послезавтра, решил я. Этот вечер предназначен для доброй еды, своих собственных книг, бренди, а потом пораньше в постель. Уж, по крайней мере, в такую погоду хорошо поспать.
К двери подъехало такси, я побежал.
На следующее утро дождь сделал на час передышку, потом снова заморосило, и уже лило без остановок. К полудню мелкий дождик превратился в мощный ливень.
Я жил, в сущности, на окраине, возле речки. Нобль распух и раздулся, канализационные решетки захлебывались. Вода текла по улицам. Дождь лил упорно, распирая лужи и озерца под барабанный аккомпанемент небес и падение слепящих огней. Мертвые птицы плыли в потоках воды и застревали в решетках. По городской площади разгуливала шаровая молния. Огни Святого Эльма льнули к флагу, обзорной башне и большой статуе Уитта, пытающегося сохранить геройский вид.
Я направился в центр, к библиотеке, медленно ведя машину через бесчисленные пузырящиеся лужи. Сотрясатели небес, видимо, в профсоюз не входили, потому что работали без перекуров. Наконец я добрался до цели и, с трудом найдя место для машины, добежал до библиотеки.
В последние годы я стал, наверное, кем-то вроде библиофила. Нельзя сказать, что меня так сильно мучит жажда знаний. Просто я изголодался по новостям.
Конечно, есть некоторые явления, которые движутся быстрее света. Например, фазовые скорости радиоволн в ионной плазме, но… Скорость света не превзойти, когда речь идет о перемещении вещества.
А вот жизнь можно продлить достаточно долго. Поэтому я так одинок. Каждая маленькая смерть в начале полета означала воскресение в ином краю и в ином времени. У меня же их было несколько, и так я стал библиофилом. Новости идут медленно, как корабли. Купите перед отлетом газету и проспите лет пятьдесят, и она еще будет свежей газетой в пункте вашего назначения, но там, где вы ее купили, это исторический документ. Отправьте письмо на Землю, и внук вашего корреспондента, вероятно, ответит вашему праправнуку, если тот и другой проживут достаточно долго.
В каждой малюсенькой библиотечке здесь, у нас, есть редкие книги — первоиздания бестселлеров, которые люди частенько покупают перед отлетом куда-нибудь, а потом, прочтя, приносят.
Мы сами по себе, и мы всегда отстаем от времени, потому что эту пропасть не преодолеть. Земля руководит нами в такой же мере, в какой мальчик управляет воздушным змеем, дергая за порванную нить.
Вряд ли Ките представлял себе что-нибудь подобное, создавая прекрасные строки: «Все распадается: не держит сердцевина». Вряд ли. Но я все равно должен ходить в библиотеку, чтобы узнавать новости.
…А день продолжался.
Слова нетронутых руками газет и журналов текли по экрану в моей кабине, а с небес и гор Бетти текла вода, заливая поля, затопляя леса, окружая дома, заполняя наши улицы грязью и просачиваясь повсюду.
В библиотечном кафетерии я перекусил и узнал от милой девушки в зеленом переднике и желтой юбке, что на улицах уже вовсю выкладывают мешки с песком и что движение от Центра к западным районам прекращено.
Я натянул непромокаемый плащ, сапоги и вышел.
На Мэйн-стрит, разумеется, уже высилась стена мешков с песком, но вода все равно достигала лодыжек и постоянно прибывала.
Я посмотрел на статую дружища Уитта. Ореол величия покинул его, осознав свою ошибку. Великий человек держал в левой руке очки и глядел на меня сверху вниз с некоторым опасением, вероятно, прикидывая в своих бронзовых внутренностях, не расскажу ли я о нем, не разрушу ли это тяжелое, мокрое и позеленевшее великолепие. Расскажу?..
Пожалуй, я единственный, кто действительно помнит его. Он, в буквальном смысле слова, хотел стать отцом своей новой необъятной страны и старался, не жалея сил. Три месяца он был первым мэром, а в оставшийся двухлетний срок эти обязанности исполнял я. В свидетельстве о его смерти сказано: «Сердечная недостаточность», но ничего не говорится о кусочке свинца, который ее создал. Их уже никого нет, кто был замешан в этой истории, все они давно лежат в земле: испуганная жена, разъяренный муж… Все, кроме меня. А я не расскажу никому, потому что Уитт — герой, а здесь у нас статуи героев нужнее, чем даже сами герои.
Я подмигнул своему бывшему шефу, с его носа сорвалась струя воды и стекла в лужу у моих ног.
Внезапно небо разверзлось. Мне показалось, что я стою под водопадом. Я кинулся к ближайшей подворотне, поскользнулся и едва удержался на ногах.
Минут десять непогода бушевала, как никогда в моей жизни. Потом, когда прошли глухота и слепота, я увидел, что улица (Вторая Авеню) превратилась в реку. Неся мусор, грязь, бумаги, шляпы, палки, она катилась мимо моего убежища. Похоже, что уровень воды поднялся выше моих сапог, и я решил переждать.
Но вода не спадала.
