Была ли такая проницательность результатом сочетания тысячелетнего жизненного опыта и высокоразвитого позитронного интеллекта? На мгновение Гэри вообразил себе нечеловеческий разум, необъятный и безмерно могущественный по людским меркам. Не такими ли в конце концов становятся бессмертные машины?
Но он отбросил эту мысль. Она была слишком тревожной и неуютной, чтобы ее принять. Возможно, впоследствии, когда будет создана психоистория…
Гэри заметил, что Дорс внимательно смотрит на него. Что же она сказала? Ах, да…
— Да, оценка баланса… Я предчувствую…
— Я тоже предчувствую. Теперь, когда Вольтер и Жанна занимаются рутинной работой в правительстве, а Отделением Математики руководит Юго, у меня наконец-то появилось время на то, чтобы думать.
— И на удовольствие помучить дураков?
— Ты про академика Потентейт? Ну, я, по крайней мере теперь, начал ее понимать. — Гэри пристально посмотрел на жену. — Дэниел сказал, что собирается покинуть Трентор. Он потерял слишком многих своих андроидов… Ты нужна ему?
Дорс смотрела на Гэри печально и одновременно с тихой нежностью. Очень противоречивое выражение.
— Я не могу тебя оставить.
— Это его приказ?
— Нет, мой собственный. Гэри стиснул зубы.
— Ты знала кого-нибудь из тех роботов, которые погибли?
— Некоторых знала. Мы когда-то обучались вместе… Давно, когда…
— Можешь ничего от меня не скрывать. Я знаю, что тебе, наверное, не меньше сотни лет.
Дорс приоткрыла рот от удивления, но быстро овладела собой.
— Но откуда ты узнал?
— Ты знаешь больше, чем должна бы знать.
— Ты тоже — и в постели, и вообще… — Дорс засмеялась.
— Я научился у одного знакомого сатира. Дорс снова рассмеялась.
— Мне сто шестьдесят три года.
— Да ты у меня еще совсем подросток! Несовершеннолетняя! Только попробуй сбежать с Трентора — я тебя не пущу.
Дорс смутилась.
— Правда?
Гэри прикусил губу, размышляя.
— Ну… Нет. Дорс улыбнулась.
— Куда романтичнее было бы сказать «да»…
— У меня вредная привычка — отвечать честно. Но если я собираюсь остаться премьер-министром, мне лучше о ней забыть.
— Значит, ты мог бы меня отпустить? Ты по-прежнему считаешь, что настолько обязан Дэниелу?
— Если он считает, что тебе опасно здесь оставаться, мне, наверное, лучше положиться на его мнение…
— Ты по-прежнему настолько нам доверяешь?
— Я всегда доверял и буду доверять роботам, которые бескорыстно служат Империи. Не многие люди на такое способны.
— А тебе не интересно, что мы сделали, чем заслужили «возмездие» мемов?
— Конечно, интересно! А ты знаешь что?
Дорс покачала головой и отвернулась, глядя на огромный вращающийся диск Галактики. Голубые, пурпурные и желтые солнца скользили по своим орбитам, окруженные облачками тусклой звездной пыли…
— Это было нечто ужасное. Дэниел был там, но он никогда об этом не заговаривал. В нашей истории об этом ничего не сказано. Я специально смотрела.
— В прошлом Империи, которая существует тысячелетия, сокрыто множество страшных тайн. — Гэри смотрел на торжественный медленный танец сотен миллиардов сияющих звезд. — Но меня больше волнует ее будущее. Я хочу спасти Империю.
— Тебя пугает будущее Империи?
— Грядут ужасные катастрофы. Я вижу это по уравнениям.
— Мы встретим их вместе.
Гэри обнял Дорс за плечи, и они оба замерли, не отрывая взгляда от прекрасной сияющей Галактики.
— Я мечтаю создать нечто такое… Некий способ помогать Империи даже тогда, когда нас больше не будет…
— И ты чего-то боишься… Я вижу, — сказала Дорс. Гэри помрачнел.
— Как ты узнала? Да… Я боюсь — боюсь хаоса, беспорядка, который наступит из-за множества причин. Множество сил, множество расходящихся векторов — все они направлены на то, чтобы разрушить установленный в Империи порядок. Я боюсь даже… Даже Академии. Академий.
— Грядет хаос?
— Я знаю, что даже мы сами, наше сознание произошло из хаоса. Виртуальный мир — тому свидетельство. И ты — тоже.
Дорс мрачно заметила:
— Я не думаю, что позитронный разум способен понять себя лучше, чем человеческий.
— Мы — и наши разумы, и наша Империя — произошли из глубинного, внутреннего хаоса, но…
— Ты не хочешь, чтобы этот хаос погубил Империю.
— Я хочу, чтобы Империя осталась жить! И если она все же погибнет, я хочу, чтобы она смогла возродиться!
Гэри было больно думать о таком будущем. Империя была подобна разуму, а разум иногда разрушается, становится безумным. Для одного, отдельно взятого разума это — катастрофа. Для Империи все гораздо хуже. Безмерно хуже.
Если смотреть сквозь призму математики, человечество непрерывно движется вперед, сквозь окружающий мрак. Время треплет человечество жестокими штормами, ласкает в теплых солнечных лучах — а человечество и не подозревает, что такие перемены погоды строго обусловлены жесткими закономерностями, заложенными в первичные, всеобъемлющие уравнения.
Прогоняя уравнения вперед и назад во времени, Гэри видел в разрезе весь путь человечества. Почему-то в таком виде это было особенно трогательное зрелище. В заботах о настоящем, которое окружает их здесь и сейчас, очень немногие миры утруждали себя тем, чтобы заглянуть вперед, в будущее. Нет, конечно, в напыщенных речах недостатка не было, хватало и непроходимых глупцов, которые претендовали на предсказание незримого будущего — к примеру, по раскладу карт или узорам кофейной гущи. И, направленные неверным путем, разрушались и исчезали целые Зоны.
Гэри рассматривал развертки уравнений в перспективе, но за огромными числами видел, казалось бы, бесконечно малую величину — живых людей. Посреди безграничного королевства звезд, под законами, которые правят, подобно богам, кроются неисчислимые человеческие жизни, занятые умиранием. Потому что жить — значит в конце концов умереть.
Законы общественного движения действуют — и люди живут, болеют, страдают, изменяются под действием сил, о существовании которых они даже не подозревают. Люди приходят в отчаяние, становятся беспомощными, одинокими, испытывают страх страдают и раскаиваются. Они плачут и смеются, терзаются муками ожидания и неведения — в мире, который они обречены так и не познать до конца и в котором они тем не менее живут.
Этим можно гордиться. Люди — это пылинки, рассеянные во времени. Они — мельчайшие частички Империи, сильные и гордые, полные жизни. Они — составляющие уничтоженного, нарушенного порядка, полные своей собственной пустотой.
Теперь Гэри знал наверняка, что ему не удастся спасти от гибели расшатанную неурядицами Империю — чудовище, опутанное множеством тонких нюансов и бесчисленных противоречивых заблуждений.
