Ошибки быть не могло – Dr. Альба выглядел точно так же, как и на известной на всё герцогство афише. И… Россефорп вдруг понял, этот человек невероятно внешне походит на своего венценосного кузена. Вплоть до третьего спиралевидного завитка в ушной раковине.
– Пей, не пей… а всё едино – дно угажено уриной… хах… Неплохой текст для зонга, не находишь? – Dr. Альба смотрелся довольно странно в своём облачении шотландского стрелка: кожаных доспехах и клетчатом килте немаркой серо-зелёной расцветки.
– Извините, недопонял. О чём речь?
– О! А я тебя узнал – ты водяной моего кузена и местного сатрапа. Человек, как я понимаю, прагматического склада. Потому, наверное, и не догадался, о чём речь. Я здесь с утра за вдохновением охочусь. Вот и строчка родилась, благодаря твоим размышлениям вслух. Так что, теперь я вроде должника здесь, а ты – мой кредитор, хех…
Мысли Киртепа обрели наконец форму, взлетели потревоженными сквозняком листками отрывного календаря и следом рассыпались по самым дальним заулкам души, набравшие вес неожиданной удачи. Сердце забилось в режиме «бодибилдер перед выходом в полуфинал». Это надо же – вот повезло!
– Ваше высочество, да как можно…
– Ладно тебе, Киртеп! Не стесняйся, давай на «ты» перейдём. Проси; что в моих силах, исполню. И можешь меня один на один называть запросто – Доком или Доктором. Идёт?
– Пос-стараюсь…
– Постараюсь, Док, угу?
– Угу, Док!
– Молодец. Могёшь, если захочешь, не будь я лучшим рок-менестрель-рэпером герцогства и его окрестностей!
Пока Россефорп обдумывал, как бы изложить свою просьбу – деликатно и убедительно, собеседник с криком «ой, грибок!» бросился в кусты, а потом вышел оттуда с набитым ртом, напевая старинную песню верноподданных эльфов-переростков:
– Понимаешь, всё ещё бубен. В шесть узлов заплетает реки, неспокоен обманутый регент. Не беда, если в прикупе буби…
Потом он трагически и очень страшно хихикнул и углубился в себя минут на пять.
– Не желаешь расслабиться? – спросил Док откуда-то из собственных недр и снова неестественно засмеялся.
– Я и не напрягался, – соврал Киртеп.
– Может, тогда покуришь?
– Нет.
– Хреновый из тебя собеседник, Бася, – в голосе менестреля с монаршими корнями сквозь смешливые интонации начинало чувствоваться раздражение. – Поддержи тему, если хочешь быть в теме.
– Э-э-… хорошо. А что Вы что курите, любезный? То есть… что ты куришь, Док?
– Сегодня Авачинскую сопку…
– С фи-фи… с фильтром?
– С фильтром!
– С ватным?
– Нет, с гейзерным…
– Хороший выбор!
– Ха-ха-ха… Не держи стойку, Киря! Всё пучком… волоконнооптическим, ха-ха-ха… – Двоюродного музыканта, похоже, крепко вштырило, и он, в чём был, в том и полез в воду.
– Только фаберже не застудите, то есть – не застуди… когда будешь из воды выходить, перепад температурных отправлений, знаешь ли… И дно там ненадёжное, засосать может.
– Отправление транспорта у нас исключительно по расписанию; впрочем, прибытие тоже, как в Швейцарии. Мой брательник толк в этом знает, флокстерьер, а сбоку – фуга. Кстати, и на дне я уже давно, ниже падать некуда. Богема, чтоб ей!..
Dr. Альба окунулся с головой, а вынырнув, встал в позу чтеца-декламатора, насколько это возможно находясь по грудь в грязноватой застоявшейся воде, из которой таращились любопытные головастики. Он исполнился пафоса, приподнял подбородок чуть влево и вверх и почти пропел:
– «Сходитесь!» – сказал тогда Киплинг, но Запад и Восток не спешили делать первый шаг. Так и не сошлись. А ведь немало с тех пор вод из Темзы и подобных ей речек в Атлантику утекло. Страшно не то, что подумать, но представить, что подумать страшно.
«Чёрт, до чего же он всё-таки на герцога похож!» – подумал Киртеп, немного нервничая от странных слов купальщика.
Через минуту-другую славный соловей герцогского рода Альба вылез из пруда и разделся донага, продемонстрировав Киртепу свои венценосные конечности с распухшими от злоупотреблений лимфатическими узлами. Россефорпу сделалось невыносимо неловко наблюдать за обнажённым телом Дока, он отвернулся и, чтобы не дать вставить двоюродному братцу правителя какой-нибудь колкости или насмешки, ударился в теоретические рассуждения о судьбах человечества. Голос его был высок и звонок, как у ярких представителей скаут-югенда некогда Великой Олд-Бании.
– Знаете, Док, вот вы… вернее, ты – яркий представитель династии Альба. Обычный, вполне вменяемый человек. С вами… с тобой и поговорить можно на самые разные темы. И герцог тоже, а окружение у вашего… твоего кузена такое… Совершенно дурацкие мечты о Великом Альбанском Эмирате, бредни о каком-то стародавнем величии, вбитые в голову малограмотными кликушами. Придворная камарилья только этим и живёт.
И странное дело… никто ничего не помнит из давних, почти легендарных времён… но почему-то считает себя настолько эрудированным и знающим, что пытается научить очевидцев тому, чему сам свидетелем не был… О, великолепная бездарная наивность, даже не пытающаяся подкрепить своё дремучее невежество каким-нибудь телодвижением в сторону библиотеки!
Возьмёшься с таким дискутировать, напустит на себя петушиного гонору. А как дело до обсуждений доходит, всё – нету его, скис, испарился, is absent в полынной зелени медного чернения ночи. Тиснение герцогской фамильной вязи воровал бы без стеснения, на свои бумаги клеймами сеял, да кишка тонка, – витийствовал Киртеп, в то время как Док пытался синхронизировать зубовный тремор, повизгивая от утренней свежести и подпрыгивая то на одной, то на другой ноге. Россефорп полагал, что его случайный собеседник достаточно охладился и сделался адекватен, потому и ораторствовал со всею возможной пылкостью, на какую был способен.
– Не егози, водяной! Не по тебе этот клифт. Выбираешь себе ношу, как на Хуана шляпу!
– На дона Хуана?
– Не на донью же…
– Что?
– Не по Хуану шляпа!
– По Педро?
– Альмо до вару…
– Salve Торо!
– Хорошо, водяной! А грибок? Не желаешь закрепить нашу дружбу?
– Не хочу навязываться, Ваше… извини, Док… не хочу пользоваться твоей минутной слабостью.
– Что ж, тебе видней.
Доктор отжал мокрую одежду и спросил:
– Слушай, Киртеп, ты будешь что-то просить, в конце концов? Я же могу передумать.
– Хорошо, Док. У меня одно желание. Мне нужно попасть к герцогу на беседу в неформальной обстановке по делу государственной важности.
– Ого! Да ты, брат, герцога и сам знаешь… Зачем тебе моё посредничество?
– Тут нельзя в лоб… или официальным путём. Дело очень щекотливое.
– Не стану с расспросами приставать. Верю, что важно. Тебя позовут в замок, обещаю. А я приглашаю прямо сейчас – на наш концерт рок-менестрелей «Второе металлическое пришествие». Буду рад! Скажешь, что от Дока, тебя проведут в первый ряд.
Россефорп Киртеп открыл рот для благодарности, но на свободу вырвались совсем не те слова, какими он хотел одарить Dr-a. Альбу:
– Скажи, Док, а тебе никто не говорил, что ты на герц…
– Тс-с-с, не нужно ничего вслух. Может быть, я и есть герцог, а? – Dr. Альба подмигнул и скрылся в кустах.
* * *
– Час от часу не легче… – вздохнул герцог.
– А если от двух, то всё-таки легче… и значительно, – осторожно начал Киртеп, опасаясь высказать свою просьбу, что называется – в лоб.
– Как у Нюрки после бани, – ответствовал герцог фразой, возможно, услышанной когда-то от не совсем трезвого водопроводчика, меняющего чугунный стояк на трубы из поливинилхлорида в герцогской опочивальне со всеми water-удобствами, включая ведро, бидон и биде. Да, раньше герцог не отличался такой вопиющей неразборчивостью в построении речевых оборотов.
– Ваша светлость, пфуй! Не совестно вам поганить свой рот прибаутками простолюдинов? – взвилась герцогиня Альфа. – Доколе?! Доколе вы, Ваша Светлость, будете вести себя, будто какой-нибудь простой олигарх из бывших? Вы же потомственный дворянин на всю голову, простихосподя!
– Моя светлость не до вашего неразвитого ума, сударыня. Имею удовольствие испытывать животное счастие от собственной низости, так никакой мне указ – не указ, и сам чёрт мне не брат и не судеб вершитель, понимаете, о чём речь веду? Шли бы вы себе, ваша светлость, подобру… покуда здоровы.
Башенные часы замка Албена Рифеншталь взялись отбивать полдень, да спохватились, что переход на летнее время уже случился, поэтому одного удара оказалось достаточно.
Сидели в трапезной. Полдничали. Обстановка почти интимная, как того Россефорпу и хотелось. Только герцог, его супруга и ещё один господин.
Вольцер Михневич-Гризл числился у герцога Альбы в басманных первачах. За столом по правую руку сидел, вино на предмет ядов вкушал. В самом деле, не на место же этого дегустатора знатного господина сажать – должность-то опаснее некуда. Уже пятый на памяти Россефорпа сменился. И не то, чтобы вино отравленное было, так – от затяжного перманентного запоя, спровоцированного тяготами и лишениями службы при дворе его герцогского высочества. А тут и другая беда – не было у бедняг, бывших дегустаторов, наследников в результате того, что беспробудное пьянство брало вверх над половыми излишествами.
