уселся возле телевизора и стал молча смотреть баскетбольный матч. Разговор с Евой также следовало перенести на завтра. Как хорошо, что у Евы хватило такта не приставать к нему с лишними вопросами и ненужным сочувствием.
Тишину разбавляли резкие выкрики спортивных комментаторов. Они не мешали Пильману думать о своей печальной судьбе. Директором ему еще не скоро удастся стать, но заместителем по науке он сможет устроиться без проблем. Есть на примете два или три университета, которые с удовольствием его примут. В конце концов, кой какое реноме себе он в Хармонте заработал.
Неожиданно в дверь позвонили. Пильман посетителей не ждал и не двинулся с места. Дверь открыла Ева. Она вернулась, и Пильман услышал первые за весь день слова, обращенные к нему.
- Принесли письмо из Вашингтона, - сказала Ева взволновано. - Доставил курьер. Можно я буду рядом с тобой, когда ты его вскроешь и прочитаешь? Меня это тоже касается. Если ты еще этого не забыл.
- Конечно. У меня нет от тебя тайн. Тайны могут быть у Вашингтона. Но я сомневаюсь, что они со мной ими поделятся.
Пильман решительно вскрыл конверт и прочитал послание от Кларка.
"Дорогой Пильман!
После известного инцидента финансирование вашего проекта будет увеличено. Пригласите двух специалистов по своему выбору, которые могут быть вам полезны при новых обстоятельствах. Работы теперь у вас прибавится. Господин Президент высоко ценит ваш вклад в изучение "хармонтского феномена". Ваш административный опыт, полученный за этот непростой год, поможет решить стоящую перед страной проблему. От себя добавлю, что никогда не сомневался в ваших способностях. Желаю вам успеха! Только сейчас у вас начинается настоящая работа. Абсолютно уверен, что вы справитесь.
Нил Кларк,
советник Президента Соединенных Штатов по науке".
- Меня оставили, - сказал Пильман, удивлению его не было предела.
Ева кивнула. Оказывается, она волновалась за своего мужа не меньше его самого. Пильман был польщен. Как там священник говорил: "в горе и радости...".
- Я с тобой, дорогой!
Его оставили. Странное ощущение. Непонятно было: радоваться или расстраиваться. Надо признаться, что времени разбираться с тайными намерениями Нила Кларка, у Пильмана не было. Слишком много работы он должен будет сделать. Но если подумать... Загадочным был сам факт того, что его - не обремененного особыми заслугами и известностью - назначили директором Института. Впрочем, это еще можно было объяснить. Бесперспективный проект, нужно было перед очередными выборами в Сенат проявить внимание к событию, вызвавшему интерес у избирателей. Но сейчас все изменилось. Катастрофа с провалившимся зданием переводила глупую сенсацию в разряд серьезных научных проблем. Нельзя было исключать, что последствия этого происшествия могут со временем отрицательно сказаться на безопасности страны. И все-таки его оставили директором Института. Это решение было абсолютно абсурдным. Получается, что кому-то очень влиятельному понадобилось, чтобы именно он продолжил работу по изучению "хармонтского феномена". Кому-то было очень важно, чтобы в Институте не произошли серьезные перемены. Пильман таких людей не знал. И даже не догадывался, кто бы это мог быть. Неужели пресловутые пришельцы?
Но почему именно он? Неужели пришельцы считают его тупым и бездарным, не способным добиться успеха даже в простом исследовательском проекте? Он должен сделать все от него зависящее, чтобы разочаровать недоброжелателей. Или наоборот, вдруг он обладает каким-то редким даром, так необходимым для свершения, о котором пока даже не догадывается. Но и в этом случае обстоятельства складывались так, что отныне Пильман должен работать и днем и ночью. Только так он сможет остаться на плаву. Если у него ничего не получится, он не только окажется на улице, но и потеряет надежду впредь рассчитывать занять даже самую примитивную научную должность. Серьезные люди не будут с ним разговаривать. Так как для всех окончательно и бесповоротно станет ясно, что Пильман - бездарный неудачник.
Однако это был хороший стимул для продолжения напряженной творческой работы. Пильман готов был принять этот вызов. Правда, не очень хорошо понимал, как надлежит перестроить работу Института, и чем конкретно ему следует заняться в первую очередь.
- Теперь тебе придется относиться к моему отделу серьезнее, - сказала Ева. - От наших расчетов будет зависеть очень многое. Провал здания помог лучше оценить значения нескольких важных коэффициентов. Мы сможем использовать новые данные, и наши модели станут точнее описывать "хармонтский феномен". Почти наверняка результаты мы получим странные, но если правильно их интерпретировать, можно будет решить главную задачу довольно быстро. Мы узнаем, кто устроил Посещение.
- Попробуй, конечно.
Пильман отправился в свой кабинет, чтобы составить предварительный план первоочередных действий. Завтра утром он придет, как обычно, в свой кабинет и займется делом. У него отныне нет времени для раздумий и лишних сомнений. Действовать придется без раскачки. Теперь работа, только работа...
Прежде всего следовало поговорить с профессором Робертсоном о его теории колебаний энергетических полей нового типа, потом узнать, почему умер рабочий.... Очень тревожный факт. Люди погибли во время первой же встречи с неведомым. Необходимо как можно быстрее узнать от чего. Для этого Пильман должен организовать оперативное изучение последствий провала.
В дверь опять позвонили. Еще один незваный гость. Второй за вечер.
Ева открыла дверь и крикнула:
- Валентин, это к тебе.
Пришлось Пильману спуститься. К его крайнему удивлению, на пороге стоял Питер Мозес с большой хозяйственной сумкой в руке.
- Простите за поздний визит. Но у меня не было выбора, я должен показать вам один предмет.
"Если бы не депеша из Вашингтона, с каким бы огромным удовольствием я сейчас выставил его прочь", - подумал Пильман. Но его оставили, и он вынужден был сказать:
- Проходите.
Они поднялись в кабинет. Пильман занял свое место за письменным столом, Мозес устроился в кресле для гостей и с детским любопытством осмотрелся. Его внимание привлекли вывешенные на стене диплом и фотографии, на которых Пильман был запечатлен в обществе известных людей, американцев и европейцев. Но больше всего ему понравилась абстракционистская картина известного художника из Нью-Йорка. Пильману она тоже нравилась. На метровом полотне были изображены несколько красных, белый, розовый и черный шары, гонимых жутким ветром. Художнику удалось изобразить, как шары сопротивляются чудовищному порыву стихии. Главным достоинством картины было как раз то, что зритель видел и чувствовал этот, казалось бы, незримый ветер. Благодаря таланту художника.
- Хорошая картинка, - сказал Мозес.
- Да. Художник большой мастер, мне повезло, что я дешево приобрел этот шедевр, когда его автор еще
