— Я не голоден… и не важно, мылся я или нет. Я ДОЛЖЕН увидеть Капитана Краусу.
— Прекрати приказывать мне в моей же собственной спальне. Ты слишком много себе позволяешь и тебя мало били, если я правильно понимаю того старого бездельника, с которым ты жил. Тебе придется подождать, пока днем не заглянет кто-нибудь из ребят с «Сису» и я не смогу передать с ним записку Капитану. — Она повернулась к дверям. — Вода в кувшине, полотенце на вешалке. Приведи себя в порядок. — Она вышла.
Туалет взбодрил его и, обнаружив примочку на ее туалетном столике, Торби смазал свои царапины. Вернувшись, Матушка Шаум шлепнула перед ним два ломтя хлеба с хорошим куском мяса между ними и, добавив кружку молока, молча вышла. С тех пор, как папа погиб, Торби казалось, что ему кусок в горло не полезет, но встретив, наконец, Матушку Шаум, он почувствовал, что тревоги начинают оставлять его.
Она вернулась:
— Глотай последний кусок и прячься. Говорят, что они обыскивают каждый дом.
— Да? Тогда я пойду.
— Заткнись и делай, что тебе говорят. Тебе надо спрятаться.
— Где?
— Вот здесь, — сказала она, тыкая пальцем.
— Здесь? — В углу под окном стоял встроенный шкафчик; главный недостаток заключался в его размерах: по ширине он соответствовал человеку, но длина его составляла едва одну треть человеческого тела.
— Не думаю, что умещусь здесь.
— Именно это ищейки и подумают. Скорее. — Подняв крышку, она вытащила какие-то вещи и, подтянув кверху заднюю стенку ящика, открыла дыру в стене, примыкающей к соседней комнате. — Суй туда ноги и не воображай, что ты единственный, кому приходилось здесь скрываться.
Торби нырнул в ящик, сунул ноги в дыру и лег на спину; опустившаяся крышка была всего в нескольких дюймах над его головой. Набросив коврик, Матушка Шаум спросила его:
— Все в порядке?
— Да, конечно. Матушка Шаум! Он в самом деле мертв?
В ее голосе появились почти мягкие нотки.
— Мертв, мальчик. Это очень грустно.
— Вы уверены?
— Знай я его так же, как и ты, я бы мучилась теми же вопросами. Поэтому я прогулялась к пилонам посмотреть. Это он. Но могу сказать тебе, мальчик, что на лице у него улыбка, он перехитрил их… и так оно и есть. Им не нравится, когда человек уходит от них, не дождавшись допросов. — Она снова вздохнула. — Теперь, если хочешь, можешь поплакать, но тихонько. Если услышишь кого-нибудь, даже не дыши.
Крышка окончательно захлопнулась. Торби прикинул, сможет ли он дышать, но решил, что здесь должны быть отверстия для воздуха; дышать было трудно, но возможно. Он поерзал, устраиваясь под тряпьем. И поплакав, заснул.
Разбудили его голоса и шаги, которые раздались как раз вовремя, потому что он собирался принять сидячее положение. Крышка над его лицом приподнялась и снова захлопнулась, оглушив его, мужской голос крикнул:
— Сержант, в этой комнате никого нет!
— Посмотрим, — Торби узнал голос Подди. — Ты забыл о чердаке. Тащи лестницу.
— Там ничего нет, — сказала Матушка Шаум, — кроме пустоты, сержант.
— Я сказал — посмотрим.
Через несколько минут он добавил:
— Дай-ка мне фонарик. Хммм… вы правы, Матушка… но он здесь был.
— Что?
— Выломана дальняя решетка… и следы в пыли. Я думаю, что здесь он спустился, прошел через вашу спальню и исчез.
— О, святые и демоны! Меня могли прикончить в моей же постели! И это вы называете защитой полиции?
— С вами ничего не случилось. Но лучше вы прибейте эту решетку или вас будут посещать змеи и их родня, что живет по соседству. — Он помолчал. — Я так и думал, что он сначала попытается остаться в этом районе, а потом, когда почувствует, что пахнет жареным, вернется в развалины. И если так, вне всякого сомнения, мы его оттуда выкурим еще до конца дня.
— Как вы думаете, мне ничего не будет угрожать в постели?
— Кому нужен такой старый мешок жира?
— Какие безобразия мне приходится слышать! А я как раз собиралась предложить вам по глоточку, чтобы смыть пыль из глотки.
— В самом деле? Так давайте спустимся на кухню и поговорим на эту тему. Может, я не прав. — Торби слышал, как уносили лестницу и как все спускались вниз. Наконец он осмелился перевести дыхание.
Позже, вернувшись, она с ворчанием открыла крышку.
— Можешь размять ноги. Но будь готов тут же прыгнуть обратно. Три пинты лучшего, что у меня было. О, эти полицейские!
Капитан «Сису» появился в этот же вечер. Шкипер Крауса был высок, массивен и вежлив; плотно сжатый рот и морщины, оставленные тревогами, выдавали в нем человека, который пользовался уважением и привык брать на себя ответственность. Он был зол за то, что позволил какой-то ерунде оторвать его от повседневных забот. Его глаза бесцеремонно обшарили Торби.
— Матушка Шаум, вот эта личность утверждала, что у него ко мне срочное дело?
Капитан говорил на жаргоне торговцев Девяти Миров, искаженной форме саргонезского языка, не заботясь о грамматической верности окончаний. Но Торби понимал жаргон.
— Если вы капитан Фьялар Крауса, — ответил он, — у меня есть для вас послание, благородный сэр.
— Кончай называть меня «благородным сэром». Да, я Капитан Крауса.
— Да, бла… да, Капитан.
— Если у тебя есть что передать мне, давай сюда.
— Да, Капитан, — Торби начал излагать слова, которые он запомнил для Краусы на диалекте финского языка. — «Капитану Фьялару Крауса, владельцу космического корабля „Сису“ от Баслима Калеки; приветствую тебя, старый приятель! Привет твоей семье, клану и всей родне, также мое почтительное уважение твоей досточтимой матери. Я говорю с тобой устами моего приемного сына. Он не понимает языка Суоми, и я обращаюсь к тебе в личном порядке. Когда ты получишь это послание, я буду уже мертв…»
Крауса, начавший было улыбаться, вскрикнул от изумления. Торби остановился.
— Что он говорит? — вмешалась Матушка Шаум. — На каком языке?
Крауса отмахнулся от нее:
— На моем. Это правда, что он говорит?
— Откуда мне знать? Я не понимаю эту галиматью.
— А… прошу прощения, прошу прощения! Он говорит, что тот старый бродяга, который обитал на площади — он называет его «Баслим», — мертв. Это правда?
— Конечно. Я бы сама вам сказала об этом, знай я, что вы им интересуетесь. Все это знают.
— Все, кроме меня. Что с ним случилось?
— Его укоротили.
— Укоротили? За что?
Она пожала плечами:
— Откуда мне знать? Говорят, что он умер или отравился еще до того, как его успели допросить — так что откуда мне знать? Мне саргонская полиция не доверяет.
