Только заметил я это не сразу. Может потому, что их 'подайте Христа ради, на пропитание' звучит тихо и заглушается криками продавцов. Несколько человек неопределенного происхождения я сразу отмел. Они не принадлежали ни продавцам, ни к покупателям. Серые лица с острыми буравчиками глаз в котелках, бес сомнения филера.
Другие, похожие на них, но не интересующиеся никаким товаром, либо проявляющие надуманный интерес публика явно противоположенного толка.
Какое-то щекотание, легкое как дуновение ветра в моём кармане меня насторожило.
Цапнув сквозняк рукой, я ощутил в своей ладони маленькую грязную скользкую ручку.
— А-а-а! Отпусти! Больно!
Хозяин руки метр с кепкой, упал на землю извиваясь и пачкая грязными подошвами ботинок мои брюки. Норовя стукнуть меня по голени, причем кепка с него не свалилась, по-прежнему закрывая его лицо.
— Ты куда это полез паршивец?
— По што дитя обижаешь? — Наступила на меня серая личность дыхнув самосадом из козьей ножки. При этом козья ножка переместилась из одного уголка рта в другой.
— Помогите! Помогите! — Заголосил 'дитё' чувствуя, что пришла помощь. — Убивают!
— Где?
— Кого?
Заинтересовались в рядах.
— Урядника зовите!
— Урядник! Урядник!!
Я сплюнул. Мне ещё урядника не хватало, и отпустил мальчишку. В кармане он всё равно ничего не взял. Не было в этом кармане ничего. Мальчишка тут же встал на четвереньки и ящеркой скользнул средь ног прохожих. Только его и видели. Серые личности, коих стало уже двое опустив руки в карманы галифе грудью пошли на меня.
— Ты смотри господин хороший! Детей не забижай, а то ответить придется.
— Ладно, ладно. Проехали.
Отвернувшись от 'папаш' карманника, я побрел своим путем выискивая взглядом галантерейные ряды. Галантерея меня не интересовала вовсе, но как правило где-то поблизости должен был быть ломбард. Серые личности, как я отметил, двинулись вслед за мной, особой заинтересованности не выказывая. Наоборот, таращась по сторонам. Ага, так я и поверил, что его хомуты заинтересовали. Интересовал их мой фанерный чемодан. Он с головой выдавал меня как личность целиком не здешнюю.
Да и весил чемодан не мало. Не смотря на то, что вещей там было раз-два и обчелся, книги занимали в нем приличное место. Как не рисковал я, но расстаться с недочитанными книгами было выше моих сил. Риск заключался, в том, что первый встречный околоточный мог заинтересоваться ими и всерьез. Не из-за их замечательного содержания а по причине гораздо прозаичней. Изданы они были в советское время, кое ещё не наступило, и отсутствие в них ятей бросалось в глаза. Ну, что ж, кто не рискует, тот живет не всегда дольше, но всегда скучнее.
* * *
Долгожданный ломбард не замедлил появиться. Я с облегчением вздохнул. Есть традиции, которые не меняются с течением времени. Где торговля, там недостача, недостаток средств купли продажи был всегда. Лавки менял, стояли ещё в древних храмах, помнится, разгонял их оттуда некто кнутом, или не кнутом. Но сдается мне их даже танком не разгонишь. Да и держат ломбарды личности вечные с гордым орлиным профилем и пейсами. И они везде. Я представил себе ломбард где-нибудь на острове Врангеля. Что он там мог принимать и менять? Тюлений жир у чукчей на водку менять? Это запросто.
Добротная дверь оббитая железом тяжело поддалась. Суровая пружина сварливо скрипнула, но всё же запустила меня в затхлую пыльную лавчонку с грязными стеклами зарешеченных окон.
Не порядок. Я огляделся в полумраке и увидел хозяина. К моему разочарованию, его профиль орлиным не был, по ходу дела не было у него профиля. Шарик с какой стороны не рассматривай он кругом одинаковый. Над лицом хозяина явно потрудилось татаро-монгольское иго. И почему такие лица принято называть рязанскими? Лицо круглое и красное как кирпич, хоть блины жарь.
— День добрый хозяин!
Поприветствовал я объёмистое тело.
— И тебе не хворать.
Туша вроде и не шевельнулась, но я уверен зорко разглядела меня. И почему-то сразу всё про меня решило. И обращение на ты к незнакомому человеку, и пренебрежительный тон, указывали на моё незавидное положение, и на то, что прибыли от меня хозяин не увидел. А потому интереса не проявил, и считал моё появление пустой тратой своего драгоценного времени. Что ж, подтвердим имидж, подумал я, выковыривая пальцем из потайного кармашка перстенек без камня.
— Милейший, тут со мной оказия приключилась. Камешек с перстенька выпал, — сказал я повертев его в пальцах. Чемодан я опустил на пол у прилавка, готовясь долго и отчаянно торговаться.
— Ну так и иди к ювелиру, — буркнул хозяин, слегка изменившись в лице. Вроде как улыбнулся.
— Был уже у ювелира, — подтвердил я, — Но он заломил такую несусветную цену…
Что…Одним словом, я решил, что выгодней его продать.
— Так и продал бы ему…
— Ну,…я не сразу продать решился. Стесненные жизненные обстоятельства толкнули меня обратиться к вам. Шел вот мимо..
— Ты грамотный?
— А что?
— Читать обучен? Написано Ломбард'. Вещи принимаются в залог. А если уж не выкупишь, тогды пеняй на себя.
— Ладно, милейший, сколько бы вы могли ссудить мне за него.
Хозяин оторвал-таки неподъемное тело от лавки застеленной древним и ветхим ковром.
Объемистая ладонь сцапала мой перстенек и поднесла к глазам. Повертев перед лицом, по которому сейчас было видно, что оно предельно загружено умственной работой, так что даже сальные железы выпустили через кожные поры свои избытки, хозяин что-то покумекал про себя и наконец решил.
— Ну пожалуй оформим… Пятнадцать рублей дам.
Я кивнул, понимая, что торговаться с этим лицом бессмысленно. Всё равно, что айсбергу в рупор кричать, чтоб уступил дорогу Титанику. Встречал я уже таких людей, плавали знаем. Хотя за перстенек рублей двадцать пять получить я рассчитывал.
Достав из под прилавка бронзовую пепельницу с жеванным гусиным пером и листок желтой бумаги, ростовщик окунул перо в чернильницу и поднял отекшие глаза на меня.
— На чьё имя оформлять будем?
— Лазарев Игорь Николаевич…
Хозяин неожиданно быстро заскрипел пером.
— Где проживаем?
— Да ещё не где. Я тут проездом.
— Ах, проездом…Пачпорт покажи.
— Да вот не захватил я с собой паспорта.
Далее случилось нечто из ряда вон выходящее. Хозяин сделал ещё более скучное лицо и цапнув лапой чернильницу убрал её под прилавок, левой рукой умыкнув незаполненный бланк — расписку.
— Что это значит?
Напрягся я.
— Перстенек отдай!
— Какой перстенек? Пошел вон…,- отмахнулся от меня лавочник как от назойливой мухи.
