— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
— Хорошо, — ответил я. Это действительно было так. Я чувствовал себя обновленным, голова была чиста и мысли пронзительно ясны, словно я был первым человеком, проснувшимся в первый день новорожденного мира, в первый час мироздания.
— Где мы? — спросил я.
— На расстоянии одного дня пути от города, — ответила Сара. — Тэкк решил остановиться. Он сказал что ты не в состоянии путешествовать, но я настояла, чтобы мы продолжали путь. Мне казалось, ты бы это одобрил.
— Где Свистун?
— Охраняет лошадок. Он сказал, что не нуждается в отдыхе.
Я встал и потянулся. Потянулся так, как потянулась бы собака после хорошего сна. Я чувствовал себя прекрасно. Боже, как мне было хорошо!
— Есть, чем перекусить?
Она поднялась и рассмеялась.
— Над чем ты смеешься? — спросил я.
— Ни над чем. Над тобой.
— Почему?
— Теперь ясно, что у тебя все в порядке. Я беспокоилась.
Она первой подошла к костру.
— Разведи огонь, — сказала она. — Я приготовлю что-нибудь поесть.
Пламя вспыхнуло, жадно облизывая сухое дерево.
Куча одеял рядом с костром оставалась все такой же неподвижной. Указав на нее, я спросил: «Как там дела у Тэкка? Никаких признаков избавления от дурных привычек?»
— Ты слишком жесток к нему, — сказала она. — Будь терпимее. Тэкк другой, он совсем не похож на нас с тобой… Ведь мы очень похожи друг на друга. Ты не думал об этом?
— Да. Я думал.
Она принесла кастрюлю и поставила ее на угли, присев на корточки рядом со мной.
— Мы оба выпутаемся, — сказала она. — Тэкк нет. Где-нибудь по дороге он сломается.
С удивлением я поймал себя на мысли, что думаю также. Тэкк утратил волю к жизни. С тех пор, как исчез Смит, существование — по меньшей мере, наполовину — потеряло для него смысл. Не потому ли, размышлял я, он так привязался к этой кукле? Может быть, он нуждался в ком-то, кого мог обнять, к кому мог приникнуть, а этот кто-то, в свою очередь, тоже нуждался в человеческом участии и защите?
— И еще я тебе хотела сказать, — продолжила Сара. — Это касается деревьев. Ты сам сможешь увидеть, когда рассветет. Мы расположились как раз у подножия холма, а с его вершины отлично видно окрестности, много деревьев разом: двадцать, а то и тридцать. Так вот: они не выросли сами по себе. Их посадили.
— Ты думаешь, что это сад?
— Да, — ответила она. — Каждое дерево находится на одном расстоянии от соседних. Все они посажены в шахматном порядке. Когда-то здесь был чей-то сад.
…Мы продвигались все дальше. Теперь нам стала встречаться, хотя и достаточно редко, кое-какая живность. На вершинах окрестных холмов появлялись какие-то крикливые существа, которые, завидев нас, давали стрекача, прячась в лощины и вереща на ходу от восторга. Растительность по мере смены ландшафта также изменялась. В некоторых долинах росли странные вьющиеся травы, а в гористой местности какие-то уродливые деревца жались к скалистым склонам или, скрючившись, прятались в лощинах. Их древесина была невероятно жесткой и маслянистой, и мы старались набрать побольше упавших ветвей, нагрузив наших лошадок. Это было идеальное топливо для костра.
Однажды мы пересекли то, что когда-то представляло собой мощеную дорогу, теперь выщербленную, с торчащим лишь кое-где булыжником.
Мы провели совет, решая, куда идти. Дорога могла показаться более важной, чем тропа, по которой мы шли. Но в то же время тропа, несомненно, несла на себе следы древнего освоенного пути. Дорога же, похоже, все еще продолжала существовать только потому, что время просто не успело окончательно стереть ее с лица земли. Более того, тропа шла в северном направлении, а именно на севере, как нам дали понять, можно было найти кентавров. Дорога же пролегала с запада на восток. И еще: тропа, безусловно, была древнее дороги, каждый ее участок таил неуловимый налет далекого прошлого. Совершенно очевидно, что по ней путешествовали на протяжении тысячелетий, она была привычным маршрутом с незапамятных времен.
С некоторыми колебаниями мы, наконец, решили продолжать путь по тропе.
Ведь кто-то же все-таки обитал на планете? Но как давно? Ведь кто-то построил город, проложил дорогу и вырастил деревья. Но теперь город вымер, застыв в безмолвии и опустев, а дорога превратилась в руины. Что за всем этим кроется? — гадал я. Цивилизация существовала на этой планете много веков. А затем тот народ, который жил здесь и потратил столько сил на благоустройство, разом покинул планету, причем перед уходом принял все меры к тому, чтобы любой попавший сюда был лишен возможности вырваться обратно. Похоже, приземлись мы в любом другом месте, кроме города, наш корабль оказался бы в безопасности. Но в том-то и дело, что любой корабль, приближающийся к планете, почти наверняка был обречен приземлиться не где-нибудь, а именно в городе, как мотылек, привлекаемый огнем свечи, завлеченный в ловушку сигналом, посылаемым из города в глубины космоса.
За время путешествия постепенно сформировался и наш походный порядок. Тэкк почти все время ехал верхом. Иначе он просто не поспевал за нами. Сара и я ехали по очереди. Свистун держался в арьергарде и подгонял лошадок. Мы с Тэкком сосуществовали относительно мирно, хотя и не чувствовали никакой симпатии. Он все еще таскал с собой эту дурацкую куклу. С каждым часом он все более отдалялся от нас, как бы уходя в себя. После ужина он, как правило, уединялся, ни с кем не разговаривал и никого, похоже, не замечал.
Однажды, к концу дня мы достигли местности, столь сильно изрезанной оврагами и ложбинами, что далеко не сразу удалось разобраться, куда же нас занесло. Обрадовавшись сравнительно ровному участку, мы сделали привал, хотя у нас в запасе еще оставалось часа два светлого времени.
Мы развьючили лошадок и сложили тюки в кучу. Лошадки мирно пошли пастись. Мы не боялись, что они сбегут. Свистун всегда пригонял их обратно. На протяжении всего пути он выполнял роль пастуха при табуне, и лошадки, как нам казалось, чувствовали себя с ним в безопасности.
Сара разжигала костер, а мы с Тэкком пошли набрать дров.
Мы уже возвращались назад, каждый с доброй вязанкой сушняка, когда вдруг услышали испуганное ржание лошадок и частый дробный звук их полозьев. Мы уронили хворост и бросились со всех ног к костру. Лошадки неслись через лагерь, сметая все на своем пути, растоптали костер и разнесли в стороны кастрюли и горшки. Сара едва успела увернуться от полозьев. Миновав лагерь, они ринулись по тропе в ту сторону, откуда мы только что пришли.
За лошадками гнался Свистун. Он буквально стелился по земле, двигаясь каким-то невероятным способом, но догнать их все-таки не смог. Внезапно он резко затормозил и разразился страшными проклятиями. Упираясь в землю своими короткими ногами, он кипел от ярости. С ним происходило то же, что случилось в городе, когда лошадки неожиданно набросились на нас. Свистуна окутала голубая дымка, и все вокруг заплясало, заходило ходуном, а бегущие лошадки поднялись над тропой, продолжая махать ползьями. Но стоило им коснуться земли, как лошадки вновь помчались вперед. Свистун «вскипел» еще раз, и теперь лошадки исчезли, снесенные, сметенные, смятые той неведомой силой, которую таил в себе Свистун.
