– Кто это?
Джон взглянул на потертый, замусоленный снимок молодой женщины за рулем джипа. Рядом с ней сидела немецкая овчарка. Лицо у женщины было нежное и печальное. Джон часто задумывался над тем, чему она улыбается. На снимке были видны мягкие округлые линии ее живота. Там был…
Он.
Странно и жутковато!
– Это моя мама.
– А она спокойная, да? – хмыкнул Тим.
Джон нахмурился. В нем боролись самые противоречивые чувства – он сам не знал, что происходило с ним, когда он смотрел на фотографию. Разве это объяснишь Тиму? Приятель он хороший, но соображает туговато. Он сказал:
– Вообще-то нет. Она здорово не в себе. Задумала подорвать компьютерный завод и попала в Пескадеро, в клинику.
Все это показалось Тиму детской сказочкой, а там кто его знает…
– Заливаешь?
– Да нет, ей крышка. Поехали.
Джон пытался имитировать цинично-равнодушный тон взрослого мужчины, и, судя по тому, что Тим утратил интерес к истории его матери, ему это удалось. Он хлопнул Тима по плечу, и они вскочили на мотоцикл. Джон включил зажигание, и машина рванула вперед.
Но мысленно Джон видел перед собой лицо матери, ее глаза следили за ним строго, осуждающе. Так было всегда.
«Черт бы ее побрал», – подумал Джон.
«Если тебе на самом деле все равно, почему ты хранишь этот снимок, подаренный ею?», – вопрошал противный внутренний голос.
– «Катись ты к черту!» – отмахнулся от него Джон, разогнал мотоцикл и на полной скорости вылетел на проспект.
РЕЗЕДА, КАЛИФОРНИЯ, 12:08 ДНЯ
На дисплее в полицейской машине был файл отделения малолетних преступников. Субъект: Джон Коннор. Под сведениями о его арестах шла биографическая статистика. Мать: Сара Коннор. Официальные опекуны: Тодд и Дженелл Войт. Их адрес: 19828 Сент-Алмонд, Резеда, Калифорния. Полицейская машина остановилась.
Офицер Остин тщательно изучал местность. Причем не только глазами. Все его тело оценивало обстановку множеством самых разнообразных способов – незаметных для внешнего наблюдателя, но, тем не менее, важных. Данные этих наблюдений будут долго храниться в его памяти для возможного в будущем стратегического использования.
Остин осмотрел подъездную дорожку к обшарпанному дому с тремя спальнями. Отметил все окна и двери, после этого решился войти.
Шагая к дому, он все еще продолжал изучать улицу, запоминая каждую мелочь. Непосредственной опасности не ощущалось. Разве что…
Из заднего двора послышался злобный собачий лай. Остин заключил, что это, судя по всему, порода среднего размера и добавил эту деталь к своим сведениям.
В дверь три раза громко постучали. Тодд Войт слез с дивана, не отрывая затуманенного взгляда от телевизора. Шел третий тайм. Во время второго он, должно быть, вздремнул. И какого черта собака беснуется? Можно подумать, к ним во двор проникла целая банда.
Еще три размеренных удара. Кто-то стоит у двери. Тодд вполголоса чертыхнулся. Почему бы его не могли оставить в покое хотя бы по субботам? Сегодня дергают все, кому не лень. Он сердито протопал по коридору, рывком открыл входную дверь…
Перед ним возникло неулыбчивое, лишенное всякого выражения лицо полицейского. Тодд унял свой гнев и голосом, осипшим от сна, буркнул:
– Слушаю вас.
– Вы официальный опекун Джона Коннора?
Тодд помрачнел и вздохнул.
– Все верно. Что он еще выкинул?
Остин ответил не сразу, сначала беглым взглядом окинул комнату. Увидел сквозь стеклянную дверь собаку – помесь овчарки с кем-то – которая с яростным лаем металась в огороженном заднем дворике.
Из дверей вышла Дженелл с номером «Пипл» в руках. Остановилась за спиной у Тодда.
Полицейский внимательно посмотрел на нее, потом спросил:
– Могу я с ним поговорить?
Тодд пожал плечами.
– Ничего не имею против, но его нет дома. Утром он укатил куда-то на мотоцикле.
– У вас есть его фото?
– Принеси альбом, Дженелл.
Дженелл в раздумье потопталась на месте, потом сказала:
– Сейчас.
Она отошла к камину, а Тодд повернулся к полицейскому:
– Вы хоть скажите мне, в чем дело.
– Я должен задать ему несколько вопросов.
Подошла Дженелл с альбомом фотографий в руках. Вытащила несколько фотографий Джона – обычные школьные снимки, на которых мальчишка недовольно смотрит в объектив. Фотографироваться ему нравилось не больше, чем давиться шпинатом.
Полицейский взял фото, быстро взглянул на него. На долю секунды взгляд его глаз зловеще впился в лицо мальчишки. Тодд и Дженелл этого не заметили.
– Симпатичный парень, – бросил полицейский. – Не возражаете, если я возьму фотографию с собой?
Дженелл рассеянно кивнула, силясь что-то вспомнить, и добавила:
– Сегодня утром один парень тоже расспрашивал о нем.
Тодд раздраженно хмыкнул: он хорошо запомнил этого типа. Еще бы! Тот помешал досмотреть классную подачу Гудена.
– Да, здоровый такой. На мотоцикле. Он из ваших?
Тодд уловил сомнение, промелькнувшее в глазах полицейского. Но Остин тут же изобразил улыбку.
– Пусть это вас не волнует.
Терминатор ехал на «Харли», механически выстраивая маршрут движения из чередующихся улиц и поворотов, наблюдая, анализируя, изучая все подозрительное на своем пути. Тщательно и не спеша, киборг, эта акула-хищник, обследовал улицы в поисках Джона Коннора. За последние полчаса Терминатор основательно изучил город в радиусе семи километров, он вел машину уверенно и осторожно, точно профессиональный водитель, сходу приноровившись к потоку уличного транспорта, его приливам и отливам.
Киборг понимал: все эти подробности могут оказаться стратегически важными. Он видел, где живет парень, знал, как он проводит время, так что рано или поздно их дорожки сойдутся. Проехав несколько кварталов, он свернул к сточному каналу.
Если бы киборг постоял у обочины дороги еще полминуты, он бы заметил, как Джон и Тим пронеслись на мотоцикле в квартале отсюда.
Случается, что и терминаторы подвластны капризам судьбы.
ПЕСКАДЕРО, ГОСУДАРСТВЕННАЯ КЛИНИКА, 3:06 ДНЯ
Косые лучи солнца упали на опухшее, все в кровоподтеках лицо Сары. Она сидела на кровати, прислонившись к стене, и пребывала в полусне. Ее щека подрагивала, взгляд метался по камере. Она прерывисто дышала, измученная борьбой с отупляющей дремотой за ускользающее сознание. Она уже начала сдаваться, медленно погружаясь в забытье, в холодную, скорбную пустоту забвенья, когда чья-то рука дотронулась до ее щеки. Легкое поглаживающее прикосновенье пальцев, и оцепенения как не бывало. Знакомый голос негромко произнес:
– Проснись, Сара.
