Ознакомительная версия.
С середины правой страницы на него смотрело открытое лицо пожилого, еще далеко не старого человека со светлыми, начинающими седеть волосами — угловатое и суровое, лицо это позволяло предположить сложность и противоречивость характера. Высокий лоб мог принадлежать ученому, но широкому рту с привычно сжатыми губами, казалось, стоило большого труда соблюдать приличия и не смеяться. Под фотографией значилось:
— Йохайм из рода Бен-Буфаров, семьдесят девятый кайарх.
Зеленая линия соединяла Йохайма с неподвижным лицом женщины, хранившим неизъяснимое выражение. Подпись гласила: «Альферика из рода Джентов». Толстая красно-коричневая черта соединяла ее фотографию с изображением неулыбчивого юноши — в нем Пардеро узнал самого себя. Подпись гласила: «Эфраим из рода Бен-Буфаров, наследный канг».
«По меньшей мере теперь я знаю, как меня зовут!» — подумал Пардеро. — Я — Эфраим. Я был кангом, теперь я кайарх — высокопоставленный владетель. Подняв глаза на регистратора, он застал старика врасплох — тот не сводил с посетителя проницательных глаз.
— Вы напрасно любопытствуете, — заметил Эфраим. — Здесь нет никакой тайны. Я путешествовал по другим мирам и только что вернулся. Я ничего не знаю о происходившем в мое отсутствие. Кайарх Йохайм умер?
— О да, ваше могущество. Насколько мне известно, в Шарроде царят неопределенность и замешательство. Ваше исчезновение вызывает сильнейшее беспокойство, так как теперь вы, разумеется — восьмидесятый кайарх, а допустимый срок облачения уже почти истек.
Эфраим медленно кивнул:
— Так-так. Значит, я — кайарх Шарродский.
Он вернулся к изучению альманаха, стараясь не замечать зачарованный взгляд регистратора.
С той же страницы альманаха смотрели еще три лица. Вторая зеленая линия соединяла Йохайма с портретом привлекательной темноволосой женщины с бледным высоким лбом, горящими черными глазами и заостренным тонким носом с горбинкой. Согласно подписи, ее звали «крайке Сингалисса». Сингалиссу две оранжево-красные черты связывали с кангом Дестианом — темноволосым молодым человеком, унаследовавшим орлиный нос матери, и задумчивой темноволосой бледной девушкой, печально кривившей губы. Эфраим не мог не заметить, что девушка отличалась редкостной красотой. В альманахе она значилась как «лиссолет Стелани».
Стараясь придать голосу самое обыденное выражение, Эфраим спросил:
— Вы можете что-нибудь рассказать о нашем последнем посещении Порт-Мара?
Регистратор задумался:
— Две тризмы, шарродская и эккордская, прибыли вместе и в целом вели себя как одна группа. Молодежь посещала Новый город, старшие тризметы занимались делами. Тем не менее, возникали заметные трения. Последовало обсуждение одной из вылазок в Новый город, заслужившей неодобрение старшего поколения. Громче всех негодование выражали крайке Сингалисса и кайарх Рианле — по их мнению, молодые люди учинили недостойную выходку. Когда вы не вернулись к двадцать пятому испу третьего цикла, все стали беспокоиться. По-видимому, вы никому не сообщили об отъезде.
— По-видимому, — кивнул Эфраим. — Пока мы находились в вашем отеле, мерк не наступал?
— Нет, мерка не было.
— Вы не слышали и не заметили ничего, чем можно было бы объяснить мой отъезд?
Регистратор находился в явном затруднении:
— В высшей степени любопытный вопрос, ваше могущество! Не помню ничего существенного... хотя меня удивили слухи о том, что вы познакомились с инопланетным прохвостом.
Старик поперхнулся:
— Надо полагать, он злоупотребил вашим снисхождением — говорят, мошенник умеет втираться в доверие.
— О каком инопланетном прохвосте идет речь?
— Как? Вы не помните своих похождений в Новом городе в компании некоего Лоркаса?
— Забыл, как его звали. Лоркас, вы говорите?
— Мато Лоркас. Якшается со всякой новогородской сволочью, предводитель студенческой шайки кретинов-себалистов.
— Каким же образом умер кайарх Йохайм?
— Он погиб вскоре после возвращения в Шаррод, в битве с Госсо, кайархом Горджетто. Вы вернулись как раз вовремя. Через несколько дней вы уже не успели бы стать кайархом — говорят, кайарх Рианле предложил тризму, чтобы объединить владения Шаррода и Эккорда. Теперь, однако, ему придется отказаться от своих планов.
Перевернув пару страниц альманаха, старик-регистратор постучал пальцем по фотографии:
— Кайарх Рианле — человек страстный и целеустремленный.
Эфраим увидел красивое, утонченно-благородное лицо, обрамленное шлемом из блестящих серебряных колец. Крайке Дервас отличалась безучастным взглядом и нарочитым отсутствием выражения. То же можно было сказать о лиссолет Маэрио, скучающе уставившейся в камеру, хотя ее юность и привлекательность позволяли предположить живость характера — вероятно, достаточно бестолковую.
Регистратор осторожно поинтересовался:
— Намерены ли вы остановиться в нашем отеле, ваше могущество?
— Пожалуй, не в этот раз. И желательно было бы, чтобы вы никому пока не сообщали о моем возвращении на Марун. Сперва я должен выяснить некоторые обстоятельства.
— Прекрасно понимаю ваше могущество... О, благодарю вас, покорнейше благодарю вас! — последние слова относились к десяти озолям, столбиком выросшим на конторке.
Когда Эфраим вышел из «Королевского рунического отеля», уже наступил меланхолический умбер. Медленно прогулявшись вниз по проспекту Черных Джангкаров, он вернулся на рыночную площадь под навесом, где на сей раз задержался, чтобы полюбоваться на витрины и прилавки. Ассортимент товаров вызвал у него почтение, смешанное с искренним удивлением. Где еще во всем Скоплении можно было найти более поразительное по разнообразию сосредоточение изделий загадочного назначения, известного лишь немногим посвященным — судя по объявленным ценам, предававшимся безумному расточительству? Эфраим спросил себя: в каких областях он сам оттачивал эрудицию, каким предметом он сам владел с уверенностью виртуоза? Каковы бы ни были его знания и навыки, от них ничего не осталось — память зияла пустотой.
Слегка опечаленный, он спустился к реке по улице Бронзовых Шкатулок. Новый город затих. Гирлянды светильников еще горели вдоль набережной, но в пивных садах и кафе не было признаков буйного веселья. Отвернувшись от разноцветных огней, Эфраим поднялся по проспекту Чужеземцев к отелю «Интерпланеталь», зашел к себе в номер, бросился на постель и заснул.
Ему снились яркие, волшебные сны. Разгоряченный, Эфраим проснулся и тут же попытался собрать воедино разбросанные, тающие образы, чтобы уяснить смысл картин, казавшихся очевидными спящему воображению — но тщетно. Заставив себя успокоиться, он снова заснул — и крепко спал, пока его не разбудили удары гонга, созывавшего постояльцев на завтрак.
Ознакомительная версия.
