ЭПИЗОД. ПАСТУХ
Свирель тихо журчала в ночи. Журчала нежно и изысканно, хотя и вырезана была самым обычным ножом из самого обычного тростника, какого полным-полно в верховьях Дуэры - впрочем, как и на берегах многих других рек. Костра пастух развести сегодня не удосужился: погода теплая, в случае чего - старый плащ из овчины был при нем. Ну а самим овцам все равно, у них собственная шкура имеется... Волки? А что - волки? Он невольно фыркнул, сбиваясь с ритма. Волков пускай боятся эти потомки имперских колонов, пришельцев-вандалов и отщепенцев-иберов. Волки могут загрызть испанца, но не одного из тех немногих, в ком течет древняя кровь. Пастух мысленно шуганул молодую овечку, подошедшую слишком близко к границе защитного круга, и вновь возвратил мелодии плавное течение. Навряд ли к этой музыке подходили какие-нибудь слова, он ведь буквально только что сочинил ее...
У изгиба реки возле плачущих ив серебристых
зеленеет трава над округлым могильным холмом.
Под холодной луной шелестят беспокойные листья,
вспоминая о том,
вспоминая о том,
что кошмарным нам грезится сном...
Он резко тряхнул головой, прогоняя наваждение. Поднялся. Огляделся - никого. Наваждение? Верилось в это слабо. Услышать звук, которого никто не произносил, увидеть свет, которого никто не зажигал, - такое иногда случается. Даже с людьми древней крови. Однако услышать не звук, но слова, причем связные слова! - это больше, чем способно создать любое наваждение. Если только не вспоминать, что "наваждение" суть "ожидание Нави", и не думать о том, КТО там ждет... Конечно, после этого пастух уже не мог прогнать темное подозрение туда, откуда оно возникло. Не мог и просто сидеть, покрываясь хладной испариной страха в ожидании неминуемой кончины. Смерть, учили мудрые, нужно встречать так, чтобы ей самой захотелось удрать от тебя во все лопатки. Он не думал, что когда-нибудь такое выпадет на долю именно ему, но коль уж так случилось... Тростниковая дудочка вновь коснулась губ пастуха. Вновь полилась тихая мелодия, и вряд ли кто-либо сумел бы понять, что музыкант просто умирает от ужаса. Из темноты пришли слова. Беззвучные, как и прежде, однако слышал их человек вполне отчетливо.
Сны приходят из тьмы, из забытого нами былого.
Сны приходят, когда нам пора глянуть правде в глаза.
Сны приходят из тьмы - и во тьме растворяются снова,
потому что нельзя,
потому что нельзя
во плоти возвратиться назад.
Понимание пришло само. Отложив свирель, он отстегнул пояс с ножом - холодное железо все равно бессильно против тех, кто ждал за чертой защитного круга и не пересекал ее не потому, что полагал сию черту преградой. Развязал тесемку и снял браслет-талисман с девятью стилизованными фигурками небесных покровителей, что незримо опекали его с самого рождения. Задумчиво потянулся с висящему на шее главному оберегу, солнечному кресту. Взвесил бронзовый знак на ладони и также отложил в сторону. Потом пастух вновь взял дудочку и заиграл.
Но былое - не сон, что бесследно исчезнет с рассветом.
Жизнь - лишь тонкая нить между "помню", "не знал" и "забыл".
Перережь эту нить - и меж ними останешься где-то,
позабыв, как ты жил,
позабыв, кем ты был,
потеряв все, что прежде любил.
Бледные лунные лучи беспрепятственно пронизывали их призрачную плоть, не оставляя отметин и следов. Овцы мирно дремали, не чувствуя опасности - впрочем, им нечего было чувствовать, для них-то опасности не было. Откуда-то сверху донесся протяжный крик козодоя; в восточной части небосвода появились первые признаки приближающегося рассвета. Рассвета, которого - он знал - ему уже не увидеть.
У изгиба реки, под корнями серебряной ивы
зеленеет трава на пологом могильном холме.
Это просто обман, полагать, что покуда вы живы...
Вы живете во сне,
в разрушительном сне
хоть проснуться могли бы вполне...
Пастух крепко стиснул свирель. Тростник уныло хрустнул. Он шагнул вперед, пересекая границу. Хладные призраки двинулись навстречу человеку, окружая его - и медленно, с наслаждением высасывая его тепло... его жизнь.
22. Дорога к власти
Когда-то Аста привела вандалов в эти плодородные и теплые края, где было достаточно места и для жаждущих битвы, и для не желающих сражений. Когда-то благодарные племена воздвигли ей храм, а Верховная жрица Асты-Ведущей говорила на совете после вождя вождей. Она редко вмешивалась в жизнь вандалов, реже, чем жрецы Митры или Белого Христа - но уж если вмешивалась, слово ее становилось законом. Потом, когда вожди вандалов приняли королевские и княжеские звания, к словам Верховной жрицы они прислушивались мало, однако простой люд отношения к Богине не изменил. К Богине - но не к жрецам. Их по-прежнему побаивались, им по-прежнему приносили дары и пожертвования, дабы те замолвили перед Астой словечко-другое - особенно во время засухи, так как первой из ипостасей Асты считалась Дева Дождя. Внешне - все шло по-старому. Внешне - все старые обычаи и ритуалы, где участвовали жрецы Асты, соблюдались даже в городах, а уж в поселениях и подавно. Но кое-что из этих ритуалов ушло. Выхолостило живую душу, оставив лишь оболочку. Оболочку красочную и пока достаточно прочную, чтобы существовать. Вот только жизни в ней - не было. И сделанное бароном Вальмундом, хоть и казалось сперва посягательством на святое, все равно бы скоро случилось. Не теперь, так через год-другой. Разграбить храм Матери-Асты, как когда-то вандалы грабили храмы старых имперских богов? Весть об этом разошлась по Астурии весьма быстро. И многие знатные люди со вздохом подумали: ну почему мне самому такое в голову не пришло! Наемников Тарана барон щедро одарил, выделив дополнительную долю из храмовой добычи. Как водится, предложил остаться у него на жаловании. Как водится, получил вежливый отказ. Дон Вальмунд переговорил наедине со старшиной, предложив земли, титул и полную защиту от всех прежних... недоброжелателей. Таран, однако, не пожелал расставаться со свободой. Тогда барон прозрачно намекнул, что захватом храма Асты его планы не ограничиваются, это лишь первый шаг на длинной дороге. Наемник понимающе кивнул и согласился, что на подобной дороге помощь нескольких умелых мечей не будет лишней. Вальмунд повторно предложил Тарану титул, серебряную перевязь для спаты и трехцветный герб. Поскольку старшина наемников знал, что это соответствует как минимум положению самого барона, дорогу предстояло одолеть действительно длинную. Он обещал подумать. И Таран, и Вальмунд понимали, что когда настанет час, наемники придут на помощь барону. За достойную плату, конечно, но придут и будут делать то, что умеют делать. А главное - то, что умеют делать только они. Сражаться на стороне того, кто платит, и неважно, на чьей стороне право и обычай. Потому что серебром платы и сталью мечей, а не правом и обычаями, прокладывается дорога к власти.
