Портер Эмерсон Браун
Диплодок
Он поднял глаза от газеты.
— Этот вот парень, Бербанк, — удивленно сказал он, — это что-то.
Я кивнул.
— Я так разумею, скоро он кукурузу превратит в бобы, то-то будет сакоташ! — продолжал рассуждать он. — А после яблони скрестит с картоплей — не придется нам ее копать!
— Ничего удивительного тут нет, — заявил я. — Наука каждый день раскрывает перед нами все новые удивительные чудеса.
В ответ на мое банальное замечание он радостно закивал.
— Ну да, — согласился он. — Только вот наука кой-какие чудеса скрывает, и мы о них ни черта не слышим. Взять хотя бы моего приятеля Вертиго Смита.
— Это кто? — с интересом спросил я.
— Вы чего, о нем не слыхали? — осведомился мой собеседник, точно заранее знал ответ.
— Нет, — отвечал я.
— Ну, не вы один, — заметил он. — Куча людей ни черта о нем не знают, и никогда не узнают. А он сто очков вперед даст этому Бербанку. Я б вам порассказал, ежели у вас есть время, — предложил он.
Времени у меня было предостаточно; так я ему и сообщил. После чего он, сделав добрый глоток из стакана, что стоял рядом на столе, вытер тыльной стороной ладони висячие усы и начал свой рассказ:
— Было это в девяносто пятом. Рыскал я, значит, по всей Калифорнии, золотишко искал, да ничего не находил, одни мозоли да жажду. Судьба мне все раздавала паршивые карты, и наконец остался у меня один мул, груженый лопатой, да одежда, что на мне. Лопату с одежками я оставил потому, что никому не мог их всучить, а мула оттого, что не мог с ним расстаться.
И вот раз скачу я себе потихоньку с отчаяньем в сердце, в животе и того меньше, и думаю себе, хватит ли на муле мяса, чтобы оплатить починку зубов, которые я уж точно об эту скелетину обломаю, и тут вдруг дорога сворачивает и вижу я пред собою очень растительную долину, а листва такая густая, что и представить нельзя.
Посреди долины стоит роскошный особняк, а рядом самая удивительная куча сараев и хибар. Были там высокие, и низкие, и большие, и маленькие. А вместе с тем домом, похоже это все на куру-кохинхинку с выводком самых разных цыпляток, какие только бывают.
Короче, я человек не привиредливый. «Где костер, там и бобы», — говорю я себе. А ежели кто желает поганить распрекрасный лик Природы кучей дешевых каменных лачуг, так не мое это дело, лишь бы покормили. «Давай-ка пошевеливайся, Геенна», — говорю я мулу; и мы резво направляемся в означенную лиственную долину.
На полпути с холма дорога опять сворачивает. Только мы повернули, как я застыл, а мул и того лучше — сделал кувырок назад и стоит там, как вкопанный, даже глазом моргнуть боится.
А мне и одного взгляда хватило. Глянул и все пытаюсь мозги поставить на место.
Передо мной благодворно разгуливает по долине самое кошемарное сборище зверья, что хоть раз резвилось в припадке белой горячки. Все точно выползли из психопетической клиники. Да что там! Четырехногие твари с крыльями, двухногие без крыльев, волосатые птицы и рыбы с ногами — Господи помилуй! Как завидишь такое, хочется обвешаться с ног до головы синими бантиками и навеки поселиться в подвале штаба Женской лиги христианской трезвости.
Глаза мои выкатились, что твои помидоры. Смотрю я на зверье, покуда оно не скрылось, а после поворачиваюсь к мулу. А тот стоит себе весь задумчивый и сам с собой разговаривает.
— Ладно, Геенна, — говорю я и чуток трогаю его шпорами. — Тронемся-ка к вон той вилле и положим конец разгулу голодания. Ежели нам сегодня такое привиделось, так завтра, глядишь, мы с тобою заодно решим повеситься, а не то жучков каких станем искать друг у дружки в голове.
Бедный Геенна берет себя в руки и мы, содрогаясь от ужасного страху, направляемся к вилле. А она выстроена из эдисонова цимента, который будто вылили из рожка для мороженого, покуда он не застыл.
Как мы приблизились к меньшим домам, о каких я раньше упоминал, вижу я, что не дома это, а всякие загоны да клетки. В одних окна с решетками, в других нету. Одни пустые. Другие полные. Только я решительно гляжу вперед: мне такого не нужно. Как полежишь пару недель да сапоги покидаешь в розовую мидузу с крыльями, в соломенной шляпе, так вызубришь, что любопытство ни к чему хорошему не приведет и лучше внимания на обращать на зоологическую икзотику, покуда она не кусается. Только вот мул, каковой не располагает такой ценной инфармацией, начинает трястись, точно горожанин на икскурсии в повозке и наконец так охватывается ужасным страхом, что ноги у него не слушаются и мне приходится его нести весь остаток пути. Заворачиваем это мы за угол и видим у двери одного старика — а он учит громадного сома сидеть на задних лапах и просить.
Обратив свои выкатившиеся глаза на новое зрелище, я начинаю потихоньку думать, не привиделся ли мне заодно и Геенна. Дал ему тумака, а он в ответ, да так больно, что я приисполнился несказанной радости.
Улыбаюсь это я старику с глубоким уважением и чувствами салидарности к ближнему.
— Вот это верно, — поощрительно говорю ему я. — Надо извлекать из положения лучшее. Когда их столько, что толку в них стрелять? Посидишь с ними, чуток поиграешься, и тут глядишь, а их бац! — и нету.
— Что это с вами? — говорит старик эдак раздражительно.
— Сам не знаю, — говорю я старику, — то ли спинная колика меня донимает, то ли желудочная. А только я вам вот что скажу, приличной еды я не видел так давно, что позабыл, как пахнет луковица.
— Лежать, Люси, — говорит старик сому, и указанное саздание удобно устраивается и кладет голову между передними лапами, а старик поднимается на ноги. — Идемте, — говорит, — в дом, посмотрим, найдется ли для вас что-нибудь перекусить.
Я беру за компанию подмышку Геенну и следую за стариком.
Старик задумчиво за мной наблюдает, пока я запихиваю в свое измажденное тело доллара на четыре свинины, бобов и бисквитов.
— Надеюсь, мои питомцы вас не испугали, — наконец извиняющимся тоном произносит он и расчесывает пальцами бакенбарды.
— Атнюдь нет, — вежливо отвечаю я. — У меня они тоже несколько раз бывали. Неприятно, но не страшно. Ежели будете просыхать постепенно, скажем, для начала урежете полпинты в день, а там и строже — удивитесь, как быстро вы от них избавитесь.
Он отмахивается от моих доброжелательных предложений нетерпеливым махом руки, наклоняется и поднимает с пола длинную голубую змею с зелеными крыльями и тремя парами ног.
— Видите вот это? — спрашивает.
— Вижу, — отвечаю. — А еще в первый раз вижу, чтобы делири триминс оказался заразным.
