Что там еще? В сознании всплыли молот, меха, горн, наковальня, щипцы. Вещество, из которого их следует сделать, Зерен примерно представлял. Но как выполнить эти вещи?..
И Зерен погрузился в раздумье.
***
Уже не рощицу, а целый лес представлял собой оазис, некогда приютивший и спасший двух умиравших от жажды путников. Разрастаясь, стебли захваты вали все большую территорию. И песок отступал, не в силах ничего поделать с могучей зеленью.
Жизнь в кишлаке потекла размеренно, как полноводный арык в привычном русле. Босоногие детишки, с утра оглашавшие криками единственную улицу поселка, окрепли, да и взрослые на здоровье не жаловались: многочисленные хвори и болячки куда-то отступили, исчезли.
Женщины научились шить одежду из привядших листьев взамен поистрепавшейся, и получалось совсем неплохо.
Однажды Атагельды шел в сумерках к самому толстому и старому стеблю, который, подобно патриарху, возвышался среди своих собратьев.
С некоторых пор мальчик чувствовал необъяснимую тягу время от времени приходить в глубину оазиса, постоять здесь немного, послушать таинственный шум листьев, прислониться щекой к шершавому стволу, вглядеться в подвижные трубки и жилки, в которых пульсирует чужая жизнь. Он давно уже, как и остальные жители оазиса, перестал считать необычными эти растения: разве привычное может оставаться странным?
Он шел по тропинке, которую успел протоптать, хотя ходил сюда один. Остальных сюда не влекло или, может, чего-то они побаивались. В кишлаке ходили глухие слухи, что прежде, бывало, захочешь дотронуться до растения, а оно как шибанет тебя - ого-го, только держись!
Раскаленный краешек солнца еще висел над горизонтом. "Точно серп, который только что вытащили из печи", - подумал Атагельды. Под влиянием разговоров деда он часто вспоминал кузницу, которую им пришлось бросить в городе, и думал о том, как построить новую здесь, в кишлаке. Заказов бы им хватило, да и руки, честно говоря, истосковались по работе - и у Курбана, и у внука.
В пустыне темнеет быстро. Солнце не успело скрыться, а тени от стеблей уже поползли через тропинку, стараясь густо заштриховать ее поперечными полосами.
Атагельды показалось, что вдали, близ главного ствола, что-то блеснуло. Он замедлил шаг, пригляделся, но мешала зелень, особенно густая здесь, в середине оазиса. Почва, усыпанная прелым листом, сплошь покрывавшим песок, мягко пружинила под ногами. От стволов шел какой-то чуть сладковатый пряный запах, отдаленно напоминавший вкус воды.
Стараясь не шуршать, Атагельды выглянул из-за ствола, ближайшего к центральному. В этот момент он не думал о собственной безопасности.
Тьма сгустилась еще больше, на небосклоне прорезались первые звезды.
У старого ствола маячила какая-то фигура, которая показалась Атагельды знакомой. Фигура опустилась на корточки. Снова блеснуло, и послышался глухой удар о ствол. В то же мгновение тело Атагельды пронзила такая боль, что он, не удержавшись, вскрикнул. Фигура обернулась, поднялась и отпрянула от ствола.
- Анартай! - изумился Атагельды. - Что ты здесь делаешь? Его постоянный соперник молчал, ковыряя почву босой ногой. Глаза Атагельды, привыкшие к темноте, различили смущение на его лице.
- Я-то по делу, - поднял голову Анартай, - а вот тебе что здесь надо?
Вопрос застал мальчика врасплох. И впрямь, что ему тут нужно в этот поздний час? Какая необходимость привела его в самую таинственную середку оазиса?
Он сделал шаг к Анартаю:
- Скажи, не бойся.
- Вот еще, бояться! - презрительно усмехнулся Анартай. - Вы с дедом не мерзнете в хижине по ночам?
- Бывает, - ответил Атагельды, сбитый с толку неожиданным вопросом.
- И что тогда делаете?
- Печку топим... - Атагельды все еще не понимал, куда клонит собеседник.
- А чем?
Ата пожал плечами:
- Листьями, как все.
- Вот именно, как все, - повторил Анартай. - А мне надоело совать в печь эту труху, которая не дает никакого жара, - с этими словами он ткнул ногой кучу листьев. - Мы с отцом мерзнем, мне это надоело, и я решил пустить на дрова этот ствол! - он ударил по растению кулаком, и в тот же момент Атагельды ощутил болезненный толчок в грудь.
- Растения нельзя рубить, они дают нам все.
- Подумаешь! Вон их сколько, - повел рукой Анартай. - Одно срубишь два новых вырастет.
- Нет, так дело не пойдет, - решительно произнес Атагельды. - Ступай домой.
- Ты мне не указ.
- Зачем тебе понадобился именно этот ствол?
- Он самый толстый и высокий. Посмотри, верхушка с чашей упирается в небо. Ну, чаша нам не нужна, в колодце всегда достаточно воды. Слушай, а ты поможешь дотащить его до нашей хижины?
Произнеся эту тираду, Анартай с ножом в руке снова нагнулся к * основанию растения.
Не помня себя, Атагельды ринулся на противника. Их тела сплелись, словно две песчаные змеи в смертельном соперничестве.
Анартай был старше и сильней, и поначалу он одолевал. Атагельды рухнул на колени, потом на спину. Враг занес руку, чтобы пырнуть его ножом, в котором Ата узнал давно пропавший нож деда. Но не о ноже думал в эти секунды Атагельды. И не о себе. Изловчившись, он вцепился зубами в правую руку противника, тот завопил от боли и выпустил нож. Атагельды подхватил его на лету и, не раздумывая, отбросил как можно дальше. Нож, описав дугу, с легким шумком нырнул в кучу зарослей, казавшихся черными.
- С ума сошел, щенок, - прошипел Анартай. - Дамасская работа. Попробуй его теперь найди.
- Не найдешь, - спокойно подтвердил Атагельды.
Анартай набросился на него с удвоенной яростью. Однако главная опасность была устранена...
Они катались по слежавшимся листьям, и, когда вблизи оказывалось растение, Анартай бил его о корни головой.
Треск они подняли немалый, но кишлак был отсюда далеко, и шум битвы никто не слышал.
Наконец Анартай поднялся с земли, очищая запачканные колени.
- Это тебе хороший урок, - обратился он к Атагельды, который остался лежать.
Когда шум шагов затих вдали, жестоко избитый мальчик попытался встать, но это ему не удалось. Голова гудела, во рту он почувствовал солоноватый привкус. Провел рукой по губам, ладонь стала мокрой: он догадался, что это кровь. Анартай в драке разорвал ему уголок рта. Боль становилась все сильнее, затопляя сознание.
Не будучи в силах подняться, он пополз в сторону центрального ствола. От прелых листьев шел дурманящий запах, который шибал в нос.
Мальчик добрался до старого ствола, обхватил его руками. Ему почудилось, что поверхность ствола мелко дрожит. А может, это дрожат руки? От растения исходила какая-то успокаивающая сила. Она утишала боль, проясняла голову.
Через несколько минут Атагельды сумел встать на ноги, придерживаясь за ствол. Стала таять и саднящая боль в порванном уголке рта. Он потрогал рукой: кровь перестала идти. Радость от того, что спас растение, переполняла душу.
