— Китообразных?
— Совершенно верно. А в своих зоологических статьях о животных Альфред Брем, нам на горе, привел несколько таких рассказов очевидцев, которые мог бы и не приводить… А имбиторы, конечно же, выучили их на память и преподнесли мне с самым невинным видом.
— Рассказы очевидцев, говорите вы, но там, по-моему, ничего такого не было…
— Не было? Как бы не так! Там был рассказ об истреблении гринд населением одного маленького скандинавского городка.
— Ну и что вы видите страшного?
— Но гринды тоже дельфины…
Кальери прикусил язык.
— И надо было видеть, — продолжал Монтегю, — с каким видом была преподнесена мне эта история… Что вам известно о плавании китобойца «Эссекс» в тысяча восемьсот двадцатом году? Ничего? А вот мне известно, и что всего опасней, известно имбиторам. А вышло вот что: несчастный «Эссекс» охотился на кашалотов и погнался за целым стадом этих животных. Вдруг появился кашалот-гигант. Он нанес всего два удара, пробил борт, и «Эссекс» пошел ко дну… Удалось, правда, спустить шлюпки, но в них спаслось всего по два-три человека. Они-то и рассказали, как было дело. А случай с «Анной Александр»? Тоже ничего не знаете? «Анна Александр» пошла на дно со всей командой, так никто не спасся, а причиной был опять-таки кашалот.
— Но если никто не спасся, так как же узнали о причине?
— Наивный человек! Как узнали? Да очень просто все узнали, когда убили кашалота, в котором торчали гарпуны с клеймом «Анны Александр», а в ранах на голове обнаружили куски деревянной обшивки из борта этого корабля. Вот откуда! Имбиторы преподнесли мне эти рассказы не случайно.
— Вы приехали ко мне только для того, чтобы запугать меня до смерти? — осведомился Джока Кальери.
— Нет! — твердо сказал Артур Монтегю. — Я вовсе не хотел вас запугать. Я просто верю, что опытный проповедник вроде вас сможет обратить это стадо детски-наивных существ если и не в лоно цивилизации, то хотя бы внушить им какие-то гуманные намерения! Ради всего святого, сэр, ради нас с вами, неужели не стоит попробовать?
ХУК-ГЕК ПРЕДСТАВЛЯЕТ УНДИНУ
После описанной выше встречи с Артуром Монтегю Кальери решается приступить к обращению имбиторов и в своем донесении генералу Ордена Пьетро Арруппе сообщает: "Я близко познакомился с имбитором, имя которого, как принято у этого народа, обозначается дробью из двух звучных слогов; к примеру, моего нового знакомого звали Хук дробь Гек (я применяю здесь Хук-Гек), причем числитель этой дроби означает отдельное объединение имбиторов, а может быть, и архипелаг, вокруг которого они кормятся и учатся, а знаменатель— личное имя. Этот Хук-Гек постоянно выделялся из остальной массы учеников повышенным интересом к исторической лингвистике. У нас произошел разговор, позволивший мне сделать первую попытку ознакомления имбиторов с религией.
Хук-Гек задал мне такой вопрос: — Известно, что французское слово «солдат», выражающее военную профессию, содержит первый слог «сол», обозначающий на том же языке «почву», «грунт»; в связи с этим нельзя ли рассматривать это слово как обозначение того факта, что главным назначением солдата является захват, обладание, удерживание именно почвы, как источника будущих урожаев? Кроме того, слово «соль» обозначает на испанском языке «солнце», нельзя ли вывести из этого факта, что слово «солдат» происходит от слова «солнце», поскольку солдат являлся наемником и получал дневное содержание, то есть его оплата возрастала с каждым восходом солнца?
Я ответил на этот забавный вопрос указанием, что слово «солдат» произошло от латинского «солдуриос» — «совершенно преданный», что этим галльским словом обозначали телохранителей, а так как римские гарнизоны были во всех европейских странах, то это слово, пройдя очевидные изменения, утвердилось как обозначение лиц, имеющих военную профессию. Версию о происхождении этого слова от итальянского «сольдо» — «плата» я опустил.
Судя по некоторому недоумению, охватившему мою аудиторию, я понял, что книги исторического содержания не попадали в их руки. Теперь после разговора с Монтегю мне было известно, что присутствие имбиторов на лекции является всего лишь маскировкой: что знал один — узнавали немедленно все. Поэтому я предложил спрашивающему меня имбитору по имени Хук-Гек задержаться после лекции.
Беседа с ним оказалась весьма поучительной. Я рассказал ему о Римской империи, о ее великих завоеваниях, затронул вопрос об управлении отдельными колониями, незаметно перешел к институту прокураторов, несколько раз упомянул Понтия Пилата и легко перешел к изложению Евангелия…
— Мы, гавелы, — заметил он, — все время ждали, когда вы приметесь за наше обращение. Нас напугал Лаферт Су Жуар, он все время повторял нам: «Вот погодите, Джока Кальери сделает из вас овечек божьих!» Никто из нас не хотел сделаться овечками кого бы то ни было. Это смешные волосатые твари, совсем неспособные к интеллектуальной жизни. Теперь же я могу сообщить Гавелам, что Джока Кальери начал обращение и при этом рассказывает очень забавные истории, которые вовсе нам не грозят каким-то еще превращением или перевоплощением…
Более того, оказалось, что выражение сочувствия, которое я подметил на лице имбитора, когда говорил о последних минутах Спасителя, относилось вовсе не к Спасителю, а ко мне, недостойному рабу божьему, и обозначало простое сочувствие моей неудачной попытке.
Тогда я заговорил об угрызениях совести. Рассказал о греховности всех мирских утех, коснулся взаимоотношения полов.
В его ответе, на удивление, прозвучали такие слова, как «любимая девушка», «возлюбленная», а следовательно, им доступны и любовь, и страсть, и ощущение потери, если эта самая возлюбленная вдруг сбежит с каким-нибудь более удачливым гавелой или будет разорвана акулой. Я не терял надежду и задал весьма скользкий вопрос:
— У меня сложилось впечатление, что все гавелы мужского пола, о какой же девушке вы говорите?
Хук-Гек тотчас же ответил: — Все ваши коллеги этим интересуются уже давно. Особенно ваш Лаферт Су Жуар. Что же касается вас, Джока, то, может быть, вам, как духовному лицу, я смогу представить свою возлюбленную… Но только никаких глупостей!
А вчера мне представили одну из молоденьких гавел, в юбочке из пальмовых листьев. Глупейшая физиономия. Странное жеманство. Она вышла из пенной полосы океана, встряхнулась совсем как собака, которую облили водой, сделала мне что-то вроде книксена и выпучила черные глаза, каждый величиной с циферблат карманных часов.
Могу сказать только, что подобно всем Гавелам она была божественно сложена. Возможно, что, увидев такую женщину, Микеланджело изобразил бы ее в виде какой-нибудь из своих сивилл, и совсем уже некстати в моем сознании всплыли стихи великого грешника:
