— А сейчас чем ты занят, папаша? — спросил Массик, наслаждаясь своим умением внушать людям страх. — Разделяешь мальчиков и девочек?
— Изучаю внешние сходства и различия. Ты что-нибудь знаешь о мимикрии?
— Пожалуй, нет.
Кромер презрительно фыркнул:
— Неудивительно. О ней толком не знают даже эти кичливые эксперты из Джексонвиля. Скажу больше! Никто не знает о мимикрии того, что знаю я! В один прекрасный день… — Лицо Кромера стало вдруг напряженным и воинственным, и, замолчав, он сделал приличный глоток виски.
— И что же ты сделаешь, профессор, в этот прекрасный день? Выложишь этим университетским умникам пару-другую своих питомцев?
Кромер бросил быстрый взгляд на закрытую дверь и, выбрав из общей кучи двух бледно-голубых бабочек, положил их на ладонь.
— Как по-твоему, они принадлежат к одному виду или к разным?
Задумчиво посмотрев на загадочную дверь, Массик перевел взгляд на насекомых.
— По мне, так они похожи, как две новенькие монеты.
— Так одного вида эти бабочки или нет?
— Одного.
— Может, заключим пари?
— Я азартными играми не балуюсь.
— Тебе повезло, а то бы точно проспорил, — победно сказал Кромер. — У той, что слева, крылья равномерной бледно-голубой окраски, и птицы, зная, что она несъедобна, ее не трогают. А другая — вполне съедобная, но отпугивает птиц тем же цветом, что и первая, только чешуйки у нее на крыльях вовсе не бледно-голубые, а голубые и белые, но в результате оптического смешения цветов ее крылья кажутся бледно-голубыми. Разумеется, такие тонкие различия без микроскопа не обнаружишь.
— Весьма поучительно, — проговорил Массик, размышляя, почему это дверь в спальню закрыта на крепкую щеколду, а щеколда еще и прикручена проволокой.
Неужели старый дурень прячет там что-то ценное? Но откуда у него ценности? Хотя случалось, что у нищих стариков под матрасами или под досками пола находили целые состояния. Надо будет непременно с этим разобраться, но не сейчас. Время пока терпит. Делая вид, что слушает разглагольствования Кромера, Массик продолжал неторопливо попивать виски.
А тот взахлеб описывал, какую уйму ценных сведений о жизни местных животных он почерпнул из народных преданий и легенд семинолов. Способность к мимикрии у насекомых, рыб и зверей, похоже, восхищала его больше всего на свете, и, не забывая, впрочем, периодически прикладываться к бутылке, он то и дело возвращался к этой теме. По мере того как уровень спиртного в бутылке понижался, его лицо и оттопыренные уши наливались краской, а речь становилась все более невразумительной.
— Ты бы не налегал так на свое пойло, — посоветовал Массик с ухмылкой. — Учти, я тебя в постель не потащу.
— Сам справлюсь. — Держась за край стола, Кромер встал, пошатнулся и торжественно воззрился на Массика воспаленными глазами. — Пойду прогуляюсь до ветру, — сообщил он.
Нетвердым шагом старик пересек комнату, распахнул входную дверь и, ухватившись за молнию брюк, скрылся в ночи. Выждав несколько секунд, Массик поднялся и с удивлением обнаружил, что его тоже покачивает. Голод и усталость в сочетании с крепостью дрянного виски давали о себе знать. Поморгав, он с трудом сфокусировал взгляд, подошел к закрытой двери и, размотав щеколду, бросил проволоку на пол. Распахнув дверь, Джо сделал всего лишь шаг, да так и застыл с отвисшей челюстью.
На узкой кровати, укрытая простыней, лежала молодая привлекательная женщина.
Услышав шаги, она вяло, словно больная, приподнялась на правом локте. У нее была гладкая смуглая кожа и черные волосы, а на лбу треугольником вытатуированы три точки. Столь необычного знака у индейцев Массику видеть еще не доводилось, но он все же сразу смекнул, что перед ним — индианка. Некоторое время она без тени страха молча глядела на него, а затем приветливо улыбнулась. Зубы у нее оказались белыми и совершенно ровными.
— Извините, — смущенно пробормотал Массик. — Я не знал, что…
Попятившись, он покинул комнату, плотно затворил за собой дверь и, привалившись к косяку, задумался.
Почему вид этой женщины вдруг привел его в такое замешательство? Только ли потому, что он никак не ожидал увидеть ее в спальне? А может, дело в том, что ее, судя по всему, против воли держат взаперти? Массик сделал большой глоток из бутылки и вытер губы тыльной стороной ладони. И тут его озарило. Конечно же! Там, в спальне, его смутило то, что женщина смотрела на него и… улыбалась. Улыбалась ему!
За последние двадцать лет ни разу не было случая, чтобы женщина, глядя на Массика, улыбнулась. В юности Джо часами просиживал у зеркала, силясь постичь, что же именно в его внешности заставляет ровесниц избегать его взглядов и отказываться от свиданий. Года два ушли у него на безуспешные попытки стать обаятельным парнем, пользующимся успехом у девушек, и хотя каждый мускул его лица протестовал, Джо при любом удобном случае подмигивал, улыбался, сыпал почерпнутыми из дешевых брошюр и журналов остротами и без устали учился танцам. Но чем активнее становились его потуги, тем больше шарахались девушки, и Джо пришлось добиваться своего вопреки их желаниям.
Со временем Массик настолько вжился в эту роль, что уже испытывал наслаждение при виде смеси ужаса и отвращения на лице очередной жертвы. И все же где-то в глубине его сознания по-прежнему жил мальчишка Джо Массик, тоскующий по свиданиям, на которых вместо силы требуется мягкость, а вместо испуга — радость. Он жаждал нежных прикосновений, теплых сияющих взглядов и ласковых, сулящих блаженство улыбок…
— Ну, вот и полегчало, — произнес Кромер от входной двери.
Массик вернулся в свое облюбованное плетеное кресло и оценивающе оглядел хозяина лачуги.
Как мог костлявый и непривлекательный Кромер понравиться пылкой индианке? Массика кольнуло непривычное чувство — ревность. Он повидал на своем веку немало девушек и отлично понимал, что та, в спальне, — настоящее сокровище: с высокой грудью, сочная, полная желания. И она достанется ничтожному старикашке?! Ну нет! Если кто и ляжет с ней этой ночью в постель, то только Джо Массик! Потому что именно он прошел через настоящий ад и именно его истерзанное тело заслуживает наслаждений. А еще потому, что сполна удовлетворить девушку может только он. И потому, что ему так хочется. И еще потому, что она улыбнулась ему…
Шаркая и покачиваясь, Кромер добрался до кресла у стола, плюхнулся в него и, тупо уставившись на пластиковые коробки, забормотал:
— Калюзасы, вот кто действительно знал здешние болота. Они жили здесь задолго до семинолов и, разумеется, знали эти места как свои пять пальцев… Знали, когда нимфы превращаются в имаго [2]… Знали, когда приходит пора сниматься с насиженного места и двигаться на новую стоянку… Знали…
