— Тактик, Шкипер, Звездочет, Канонир, Советник, Лекарь. О Бунтаре ты знаешь и сам.
— Как же это произошло, Неприметный? — ужаснулся Умелец.
— Неприятель жесток и коварен! Нам не будет пощады, если мы не разгадаем тайну Планеты. Корабль взорван. Обратного пути все равно нет.
— Я не верю, Неприметный, что планетяне могли так поступить.
— Кто же убил семерых офицеров? Может, я?
— Что ты, Неприметный… Хотя, Бунтаря убил Тактик.
— Они ввели Тактика в заблуждение. Значит, это их вина, а не Тактика. Так что же ты выяснил, Умелец? Знай, ты сейчас единственная надежда «Толстяка».
— Странных фактов много, но объяснить их я еще не могу.
— Выкладывай свои факты, Умелец. Я подбавлю своих. Может, вдвоем мы что-нибудь и поймем.
— В атмосфере Планеты непрерывно уменьшается количество кислорода. Вернее, не непрерывно, а скачками. И это как-то связано с обстрелом скал из бомбард. При каждом выстреле доля кислорода уменьшается.
— В момент выстрела или в момент взрыва? — уточнил Неприметный.
— В момент взрыва.
— Что же там взрывается?
— Я заснял скоростной камерой момент соприкосновения ядра с Планетой. На одном кадре видно, что скала взорвалась. Но уже на другом она стоит целой и невредимой.
— Длительность кадра?
— Одна микросекунда. И вот еще что. Скала восстановилась не совсем в таком виде, какой она была прежде. Она стала чуть больше, ровнее. Первая из второй могла бы получиться под действием Светила, ветра и дождя. Но вторая из первой — никогда. Я не знаю, в чем тут дело.
— Ландшафт Планеты вообще здорово изменился. Возможно, что выстрелы из бомбард пробудили дремавшие в ней силы. Вулканы возникают десятками. Учти и это, Умелец.
— Массовое возрождение вулканов?! А ведь возросла и тектоническая деятельность Планеты.
— Жаль, что у «Толстяка» больше нет бомбард. Мы бы ее так растрясли ядрами, что она уничтожила бы сама себя.
— Уничтожила, Неприметный?
— А что ты думаешь?! Простить ей все, что она сделала с «Толстяком»?! Впрочем, не это сейчас главное… На Планете есть жизнь!
— Что же ты молчал, Неприметный!
— В пригоршне воды Океана я обнаружил десятиклеточные живые организмы и водоросли. После залпа бомбард Океан отступил на километр, но я догнал его. В нем снова были живые организмы и водоросли, правда, почему-то девятиклеточные. Это тебе говорит о чем-нибудь?
— Жизнь… Жизнь! А мы обстреливали Планету из бомбард.
— Умелец! Мы должны разгадать тайну Планеты!
— Ты говоришь, десятиклеточные, а потом — девятиклеточные… В таком случае, боюсь, что жизни на Планете больше не существует.
— Объясни.
— Скажи, Неприметный, а не замечал ли Звездочет каких-нибудь странностей в ночном небе?
— Замечал. Еще как замечал! Он как сумасшедший орал: и Планета, и небо сошли с ума! Единственное спасение — стартовать!
— Если бы знать, что он там увидел.
— Уверен, что что-то со звездами.
— Я думаю, — сказал Умелец, — он заметил, что изменилось расположение звезд.
— Звезд?! На Планете может происходить все, что угодно, но звезды не могут меняться так быстро. Они далеко!
— Тогда кое-что проясняется. Только это не в нашу пользу.
— Что теперь думать о нашей пользе, Умелец. Подумай о вреде для Планеты. Больше нам ничего не остается.
— Неприметный! Я понял, в чем тут дело. Каждый раз, когда мы наносили Планете какой-нибудь вред, она…
— Ну, ну, — с нетерпением сказал Неприметный.
— Остановись, Умелец!
В дверях стоял Оружейник.
Оружейник подумал, что он заблудился, настолько неузнаваемо изменилась местность. Горы стали выше, ущелья глубже, обрывы круче. В каком-нибудь километре от него вдруг вырос вулкан и начал извергать из себя темно-вишневую лаву и плеваться каменьями. Столб дыма и пепла поднялся в стратосферу. Оружейник развернул своего скакуна, бросился в одну сторону, чуть не попал под град камней, завертелся на одном месте. Скакун захрапел испуганно и протяжно. И намека на тропинку не было вокруг. Увеличив мощность скакуна до предела, Оружейник погнал его в гору, тяжело дышавшую, вздрагивавшую, шевелившуюся каменьями и целыми скалами. Преодолев подъем, он понял, что кратчайшим путем до «Толстяка» уже не добраться. Горы шевелились, вулканы ревели. Оружейник отчаянно гикнул, прижался к шее скакуна, вонзил в его бока шпоры, засвистел над головой витой плетью. Выручай, родной!
Скакун высоко заржал, на пределе слышимости человеческого слуха, и помчался, сам выбирая нужное направление. Он мягко перепрыгивал ущелья, карабкался, тяжело мотая головой, на скалы, чуть ли не на брюхе скатывался с крутых склонов, увлекая за собой груды камней, мягко касался копытами едва затвердевшей корочки лавы и ни разу не провалился, с удивительной точностью увертываясь от падающих с неба камней. Он весь покрылся грязью, потом и пеплом, натужно дышал, но шел хорошо, легко, уверенно, хотя интегральные схемы и исполнительные механизмы его наверняка уже перегрелись.
Оружейник не запомнил, как скакун взобрался на вздыбившееся плато, совсем не похожее на то, что лежало тут несколько часов назад. И «Толстяка», красавца крейсера, грозы Вселенной, Оружейник перед собой не увидел. Только груда металлических конструкций, даже отдаленно не напоминающих корабль, пучилась и вздрагивала на голых камнях.
Оружейник бросил поводья, и скакун, медленно опустившись на передние ноги, судорожно задышал и завалился на бок. Короткое замыкание превратило его в никому не нужный хлам. Сердце дрогнуло в груди Оружейника, но там, впереди, его, наверняка, ждали люди!
Проникнуть в корабль было нетрудно, хотя и опасно. Первым детдом Оружейник бросился в кают-компанию. Кое-как соорудив стол из обломков и досок, Стряпух расставлял приборы на тринадцать персон.
— Что здесь происходит?! — крикнул Оружейник.
Стряпух посмотрел на него, но ничего не ответил, даже когда Оружейник тряхнул его за лацканы изрядно изодранного мундира.
— Кто здесь есть?! — крикнул Оружейник еще раз и выпустил офицера из рук.
Стряпух спокойно и старательно, медленно, как в полусне, расставлял на столе черепки чашек. На Оружейника он не обращал внимания. Он сейчас вообще ни на что не обращал внимания. Приближалось время ужина, и стол на тринадцать персон должен был быть накрыт в любом случае.
Оружейник бросился по уцелевшим ярусам. Звездочет с солнечным лучом в груди… Убит?.. Оружейник наклонился, исследовал луч. С луча была соскоблена метка, но следы ее остались. Неприметный! Да что же происходило здесь?.. Оружейник растерялся. Но и в лечебнице было не лучше: на двух сдвинутых операционных столах рядом, как братья, лежали Стратег и Лекарь. А среди инструментов — кинжал. И снова — Неприметного!.. Оружейник взял в руки братоубийственное оружие и взглянул на рану Стратега. Да! Кинжал несомненно побывал в груди Стратега!.. Ноги несли Оружейника дальше, пока среди металлического залома он не обнаружил Тактика и Советника. Ну эти-то погибли под рухнувшими балками… Но что это? Следы подошв!.. Оружейник, как следопыт, присел на корточки и всмотрелся в отпечатки каблука. Здесь проходил, долго сидел на корточках, а потом поспешно бежал Неприметный. Причем он даже пальцем не дотронулся ни до одного обломка. Оружейник бросился на груду металлических балок, перекрытий, листов стали и прочих обломков. Он разгребал их и отбрасывал в сторону, гнул, сгибал, пока не освободил тела офицеров. Его помощь запоздала… Ну, Неприметный! Оружейник озверел. Он еще искал Шкипера, Канонира и Умельца, но никого не нашел. Впрочем, ни палубы бомбард, ни шкиперской рубки на корабле уже не существовало. Каким-то чудом уцелела лаборатория. Оружейник бросился было в распахнутые двери, но остановился, замер, сжал плеть, которая неизвестно как оказалась в его руке. Прислушался. Говорили Неприметный и Умелец… Умелец явно что-то знал о Планете, и похоже, это знание должно было сейчас перейти к Неприметному… А Неприметный ни перед чем не остановится! Он уничтожит все! Он никого, даже себя, не пожалеет, если такое понадобится для достижения его бредовых целей.
