Что-то лязгнуло о стекло. Послышался встревоженный голос:
— Что это? Тревога номер один?
— Да, да… — Валленброт торопливо шарил в ящике стола. Он выхватил какие-то бумаги, сунул их себе в карман и бросил на ходу:
— Инъекция в вену. Три дозы. Отвести в пятый изолятор.
Сквозь приоткрытую дверь в камеру ворвались возбужденные голоса, топот многих ног. Завывание сирены все нарастало и нарастало. Вибрирующие звуки тугими штопорами ввинчивались в уши. Но странно — у Степана вдруг прояснился мозг и от радости сжалось сердце: фашисты перепуганы — значит, случилось что-то очень хорошее.
Помощник Валленброта суетился у столика, то и дело поглядывая на дверь, но наконец не выдержал и выскочил из камеры. Он возвратился тотчас, — побледневший, трясущийся, — и подошел к Степану:
— Ты — лаборант профессора Брауна?
Степан смотрел на гитлеровца презрительно и гневно.
— Ты — русский?
В этот момент прекратился вой сирены. Гитлеровец охнул и схватился рукой за голову.
— Ты русский? Русский? Скажи, русские убивают пленных?
С ненавистью, со злорадством Степан выкрикнул:
— Русские пленных не убивают, но тебя — повесят! Повесят вот здесь, в этой же камере!
— Нет! Нет! — непослушными руками гитлеровец расстегивал ремни, стягивавшие запястья Степана. — Я был только исполнителем приказов… — он щелкнул рычагом. — Иди, иди — ты свободен! Спрячься где-нибудь!.. Запомни только мое имя: я Курт Лемке… Лемке, Лемке!..
Опасливо озираясь на дверь, он лихорадочно натягивал на Степана белый халат и шапочку, потом выглянул в коридор, вытолкнул туда юношу.
— Иди, иди! Я — Лемке, Лемке!
Ошеломленный Степан остановился у порога. Он плохо соображал, что нужно делать. Первое, что пришло ему в голову бежать к камере и освободить пленных. Но пройти в ту сторону было невозможно: крича и переругиваясь между собой, навстречу бежали гитлеровцы. Они тащили какие-то приборы и сосуды, бумаги и оружие, рюкзаки и чемоданы.
Не раздумывая, Степан повернулся и быстро зашагал в направлении всего потока. В конце коридора, на лестничной площадке, он улучил момент и юркнул под лестницу. Припав щекой к холодному металлу, юноша почувствовал полное изнеможение.
Над его головой громыхали чугунные ступени, поскрипывали перетаскиваемые предметы, слышалась ругань и команда. Наконец, шум начал утихать, и вскоре умолк совсем.
Степан просидел еще некоторое время неподвижно. Сквозь решетчатые ступени из его убежища был виден лишь поворот тоннеля. Рисковать напрасно не имело смысла. И действительно, едва лишь Степан высунул голову из-под лестницы, послышались шаги и чей-то голос произнес:
— Ну, а теперь скажите, что же случилось?
В проходе появились Валленброт, какой-то незнакомец и Руффке.
— Что случилось? — раздраженно переспросил Руффке. — То, чего давно следовало ожидать. Фюрер покончил самоубийством. Капитуляция. Подземный город в четырнадцать ноль-ноль должен быть передан союзникам в полной сохранности… Мистер Стьюард, — Руффке поклонился в сторону сухопарого человека, от имени американского командования обещает жизнь и неприкосновенность персоналу.
— Мистер Стьюард?! — переспросил пораженный Валленброт. Вы? Здесь?.. У нас?
— Да! — холодно ответил третий голос. — С этой минуты — я ваш непосредственный начальник… Отто Валленброт, — он повысил голос. — Вы назначены шефом подземного города!
Степан услышал, как Валленброт щелкнул каблуками:
— Слушаюсь!
— В вашем распоряжении… два часа. Успокоить всех. Зачем эта сирена? Зачем это перетаскивание вещей с места на место? Отвечайте, господин Руффке, зачем?
— Мистер Стьюард! Для меня вначале было совершенно неясно, как поступить. Кроме того, следовало уничтожить некоторые… гм… неприятные вещественные доказательства…
Стьюард перебил его:
— Меня не интересуют детали. Да к тому же, кто дал вам право уничтожать что-либо?
— Вы не поняли меня, мистер Стьюард! — заторопился Руффке. — Речь идет об «экспериментальном материале», то есть, о пленных… Господин Валленброт, не забудьте, пожалуйста: второй рубильник у меня… то есть, у вас, на щите. Все камеры будут залиты кислотой, которая разъест все и даже уничтожит трупы. Вы разрешаете, мистер Стьюард? Я полагаю, так будет лучше. Американские солдаты — не американские генералы! Они могут не понять нас, людей науки!
Американец помолчал, а затем сказал недовольным тоном:
— В подобные дела я не уполномочен вмешиваться. Решайте сами. Я покину вас на некоторое время, но помните, господин Руффке, — мы с вами вылетаем через час.
— Прошу прощения, мистер Стьюард! — Валленброт кинулся вдогонку за американцем. — Здесь есть некий профессор Браун… его нужно…
— Коммунист?
— Нет, но…
Кто-то щелкнул пальцами, и вслед за этим Валленброт сказал:
— Слушаюсь!
По лестнице, удаляясь, затихали шаги американца. Степан, обхватив руками голову, сжавшись, сидел в углу. То, что он услышал, было невероятным, кошмарным. Уничтожить «экспериментальный материал!» Это значит убить людей — Екатерину Васильевну, Зденека и всех остальных — неизвестных, но близких и дорогих!
Юноша еле удержался от стона. О чем они говорят, эти мерзавцы, эти живые висельники? Степан прислушался.
— …Американцы? Вы дурак, Валленброт! — желчно сказал Руффке. — Если бы опасность угрожала со стороны красных — я сам включил бы общий рубильник, и взорвал бы весь подземный город вместе с собой и с вами… Но эти… — он злобно захохотал, — эти через год-два сами будут нам помогать в борьбе против русских! Не уничтожать надо, а сберечь! Гитлер?.. Плевать на Гитлера! Любой из нас может стать таким, как он! Нужна сила. Нужны деньги. Они у американцев… В общем, кончайте, Валленброт! Мне нужно еще забрать кое-какие секретные бумаги. Я вовсе не намерен дарить их американцам.
— Хорошо. Я верю вам. — Валленброт подошел к небольшому окошку в стене, и рукояткой пистолета разбил стекло.
Степан догадался, что последует за этим. И действительно, толстый стальной щит, упав сверху, наглухо закрыл коридор. Там, за этой перегородкой, остались люди, — они похоронены заживо…
Степан закрыл глаза и скрипнул зубами. Ах, с какой радостью он разрядил бы сейчас пистолет в этих фашистов! Но оружия не было.
Едва лишь Валленброт и Руффке ушли, Степан подбежал к сигнальному окошку. Там, за осколками стекла, виднелась большая красная кнопка. Он нажал ее, думая, что в тот же миг стальной щит вздрогнет и поползет вверх, но механизм не действовал. Тогда Степан бросился исследовать каждый закоулок — ни рычажка, ни отверстия. Ровные, гладкие стены.
