- Слушай, журналист, тебе ничего такого сейчас не приснилось? Растрепанный со сна любитель шахмат Филлер в незастегнутой рубашке и надетых задним карманом вперед спортивных брюках часто моргал, словно пытался удалить из глаза соринку. - А то мне, понимаешь, официальное заявление сделали.
- Мне тоже, - ответил Белецкий. - Полагаю, что каждому из нас сделали такое заявление. Сейчас подведут итоги, вручат грамоты - и "прощай, моя голубка, до новых журавлей"...
- Ты посмотри, Витя! - Анна дернула его за рукав. - Ты посмотри!
Белецкий обернулся. У той стены, где раньше был выход и где возвышался в назидание всем потенциальным мятежникам прозрачный цилиндр-саркофаг с телом бедолаги Жеки, теперь никакого цилиндра не было. Всего минуту назад был - Белецкий видел его, выходя в зал, - а теперь пропал. А Жека ворочался на гладком полу, пытаясь подняться - как будто это было так сложно! - и до оцепеневших людей долетало:
- Козлы недоделанные... Ну, козлы...
- Ожил! - ахнула активистка мессианского общества Жозефина Грановская, упала на колени и перекрестилась. - Несокрушима сила Господа нашего. Ожил, как Лазарь!
"Лазарь", наконец, поднялся и, пошатываясь, как пьяный и не переставая бормотать ругательства, направился к людям.
- Они его не убивали, они его просто заморозили, - тихо сказал рыжеволосый Филлер. - А теперь отпустили. Значит, действительно - "прощай, моя голубка"? Или пребывание наше здесь - бесовское наваждение, не более? Демоны играли нами...
Белецкий вздохнул полной грудью. Господи, неужели - свершится? Неужели закончен срок и урожай соберут без них? Кто - сами касториане? Или умыкнут кого-то из других миров, тех, кто наиболее пригоден именно для уборки урожая? Неужели - все кончилось?
А если и вправду - наваждение? Чем черт не шутит... Вот и пошутили с ними черти, напустили бесовского тумана, прикинулись инопланетными пришельцами. Может быть, не зря священники православные втолковывают: и астрологи, и экстрасенсы, и полтергейст, и явление НЛО - все от дьявола, все - проделки сатаны и слуг его?..
Все кончилось...
- Витюша, миленький, мне почему-то страшно! - Анна схватила его за руку, глядела круглыми зелеными глазами.
Белецкий погладил ее по щеке.
- Не бойся, Аннушка-голубушка. Тебе же ясно и понятно сказали...
Он не окончил фразу, потому что в конце зала, у стены, вдруг заклубился туман, превращаясь в знакомые белые фигуры с кубообразными головами. Кубоголовые держали в руках нечто, напоминающее луки, как и тогда, давным-давно, в день вторжения.
И взвился вдруг под высокий потолок пронзительный женский крик:
- Не-ет! Не хочу! Не хочу наза-ад! Не хочу-у!..
И - прорвалось. Вновь зашумели, закричали, заголосили, словно вернулись те давние минуты, первые минуты в этом зале, похожем на станцию метро.
- Да что же это? Почему они опять решают за нас?..
- Остановитесь, не надо!..
- Не хочу-у!..
- Милые, родные, не трогайте, оставьте меня здесь!..
- Мы не твари неразумные, мы - люди! С нами надо считаться!..
- Мы что, плохо работали? Я плохо работала, да? Не забирайте назад, изверги... ой!.. то есть миленькие, вы же можете... Ну, умоляю, не забирайте!
- Коллектив просит, от имени коллектива... Мы еще вам пригодимся...
- Прячьтесь от них, товарищи! Пусть попробуют поймать!..
- Мужчины, вы мужчины или импотенты недоделанные? Отнимите у них эти палки!..
- Оставьте меня зде-есь!..
Атлет Жека, по-видимому, еще не совсем пришедший в себя, оторопело замер посредине зала, недоуменно глядя на неистовствующую толпу.
Белецкий дернулся от неожиданной боли. Это Анна, не помня себя, щипала его за руку и быстро-быстро твердила, упрашивая, умоляя:
- ...не хочу-не хочу домой-не хочу-не хочу-не хочу домой...
Он брезгливо отбросил ее руку, отступил на шаг. Вот он - предел желаний человеческих? Вот они - люди? Стадо... Стадо, допущенное к кормушке. И нет больше никаких желаний, и никто не хочет назад... Готовы остаться здесь навсегда, здесь, на сияющих вершинах...
Он презирал их, ему было стыдно за них перед этими кубоголовыми, так и не сделавшими еще ни одного движения.
"Я не на небе и не на земле, но все-таки выше тех, кто на земле. Выше!"
Внезапно ему стало очень плохо и тоскливо. "Ну сколько можно притворяться и лгать самому себе? - спросило его второе "я", притаившееся в черной глубине. - Они - стадо... А ты, Ты действительно хочешь чего-то еще или тоже не прочь... на сияющих вершинах?.."
Анна вновь вцепилась в него обеими руками, повторяя свою скороговорку-молитву. Толпа кричала, причитала, всхлипывала, вздыхала, умоляла...
"Не стадо, нет. Просто - люди. Человеки. Земные человеки..."
А небо?
"Небо - для птиц", - ответил ему кто-то.
Кубоголовые по-прежнему стояли неподвижной шеренгой, словно недоумевали, словно колебались, словно не решались взяться за дело.
"Оставьте нас здесь!" - разноголосо кричала толпа.
