— Нет, — коротко отрезала Пузырева. — Но задержалась я из-за него. Когда-нибудь расскажу.
— Как вам нравится наш фанатик? — после некоторого молчания спросил Литовцев.
— Он, конечно, интересный человек. Но держит себя не солидно. Что это за девица там вертелась? Черная такая, тощая. Я говорю, маленькая такая, недомерок.
Валентин Игнатьевич понял, что речь может идти только о жене Васильева, и сказал об этом.
— Жена? — презрительно и в то же время недоверчиво переспросила Пузырева. — Выбрал себе пару. Да он старше ее лет на пятнадцать, а то и больше. Наверное, развелся и молоденькую подхватил?
Литовцев промолчал. Пусть Елизавета Викторовна думает как хочет… Женщины часто оценивают людей по первому впечатлению. А это тоже можно использовать.
Казалось бы, на сегодняшний вечер вопрос о неравном браке инженера Васильева уже не возникнет. Но Пузырева вернулась к нему в разговоре с соседкой по комнате. Надя предполагала, что вторая кровать в комнате для командированных рано или поздно будет занята, и вот сейчас, придя с прогулки, убедилась в этом. Пузырева сидела полураздетая на своей кровати и расчесывала густые темно-русые волосы.
— Гулена пришла? — весело встретила она Надю, откидывая волосы назад. — Два кавалера, с обеих сторон. Молодец!
Пока Надя стыдливо раздевалась, Пузырева добродушно подсмеивалась, называя себя мамашей, спрашивала о женихах, кто из двух понравился, кто они да как их зовут. Надя отшучивалась. У нее было хорошее настроение, и она радовалась соседке. Зашел разговор о подругах Нади, нет ли здесь таких?
— Думаю, что одна найдется, — призналась Надя, — Правда, я пока еще с ней не подружилась. Она ужасно замкнутая, но Алеша говорит, что хорошая, добрая.
— Это жена Васильева? — И, услышав подтверждение, Пузырева покачала головой: — Женщина разрушила семью, а ты ее подругой называешь!
— Вы ошибаетесь. Мать Алеши погибла во время войны.
— Все равно. Надо было выбирать себе мужа, подходящего по возрасту. А то знаю я вас, девчонок, — ищете мужей солидных, с положением. Да и он тоже хорош. Хотя бы взрослого сына постыдился.
Пузырева сняла туфли, чулки и задвигала большими затекшими пальцами. На полных ногах ее отпечатались красные полоски от тесных туфель.
— Безобразие, — говорила она, склонившись и потирая ступни. — Я бы закон такой издала, чтобы регистрировали только ровесников. Ну еще два-три года разницы туда-сюда… Допустить можно. А уж больше — шалишь.
— Но ведь все решает любовь.
— Какая там любовь! Блажь одна. Захотелось получше устроиться, вроде как твоей будущей подруге. Васильев хорошо зарабатывает, квартира в Москве. Чего же еще нужно?
— Зачем вы ее обижаете?
— Погоди, милая, доживешь до моих лет, тебя еще не так обидят. — Пузырева вытащила из сумки ножницы и, положив ногу на кровать, стала обрезать ногти. — Любовь, любовь… Мне сорок семь недавно стукнуло, лет двадцать, как замужем, и, если мне скажут, что люди сходятся и расходятся по причине любви, плюну тому человеку в глаза. Я бы и разводы запретила. Советская семья — крепость. И чужого человека, кто туда проникнет, я бы отдавала под суд как диверсанта.
Пузырева спустила ноги на холодный пол и, продолжая говорить, лязгала ножницами, будто стригла кого-то.
— Я вот недавно одно дело обследовала. У нас работает лаборантка, кандидат партии. Девчонка как девчонка, ничего особенного. Замужем три года, ребенок есть. И вдруг блажь на нее напала — забрала ребенка и ушла к одному нашему сотруднику, мастером работает в опытном цехе. Муж написал заявление в партбюро. Я говорила с ним, соседей расспрашивала. Мужичонка паршивый, к тому же пьяница. Но не в этом дело. На глазах у нашей организации рушится семья. Вызывают эту сумасбродку на бюро. Так, мол, и так, в чем дело? Любовь, говорит. Мастера — ее сожителя, значит, — спрашивают, как, мол, ты мог разрушить семью? Тоже насчет любви что-то лепечет. Ребенка хочет усыновить. Нет, ты подумай, какая наглость! Это при живом отце-то! А отец не дурак, он никогда не даст развода. Я вношу предложение: вернуть мать в семью…
— Как «вернуть»? — прошептала Надя. — С милиционером? Под конвоем? Ужасно! А если она не может с тем человеком жить? Если она ненавидит его? Ужасно!
— «Ужасно», «ужасно». Все время твердишь, а ничего ужасного тут нет. Надо было раньше думать, — жестко ответила Пузырева. — А не хочет, пусть пеняет на себя. Мы не можем держать человека с низкими моральными устоями.
— А жить с человеком без любви — разве это не аморально? — еле сдерживаясь, воскликнула Надя. — Неужели партбюро приняло такое предложение?
— Кое-кто выступил против. Нашлись сердобольные. У самих, наверное, рыльце в пушку. Но я этого дела так не оставлю.
Пузырева грузно поднялась и, придерживая на плече сползающую сорочку, пошла к двери.
Наде показалась она сейчас огромной, тяжелой, точно каменная баба, а поступь ее — неотвратимой, властной.
Щелкнул выключатель. Заскрипели пружины в сетке узкой кровати. Пузырева укладывалась. Через минуту вновь послышался ее низкий недовольный голос:
— Ты пойми меня правильно. У нас такие огромные задачи, что всякую блажь надо с корнем вырывать. Да разве вас, молодых, легко убедить!
— В том, что любви не существует? — рассердившись, спросила Надя, ударив кулаком по подушке. — Совсем недавно я тоже так думала, но это по глупости, ребенком была. Друзья страдали, а я смеялась над ними, издевалась… Стыдно вспомнить. Ужасно! Но теперь я полюбила, узнала. Я не боюсь вам говорить об этом, пусть все знают… У меня крылья выросли, я счастлива… И никто не посмеет этого счастья отнять… А вы!.. А вы!.. — Надю душили слезы, она уткнулась в подушку, и плечи ее вздрагивали от обиды и негодования. — А вы словно сговорились отнять у меня веру в то, чему всегда поклонялись люди…
— Поклонялись? — как сквозь сон услышала Надя. — Мы все-таки материалисты, деточка.
Надя долго не могла уснуть. Она поглядывала на соседнюю кровать, где высилась темная бесформенная гора. Возникало что-то вроде запоздалого раскаяния: «Зря обидела немолодую женщину, она ведь тоже не виновата, — наверное, характер такой».
Но тут же поднималась горячая волна возмущения, гнева и обиды за всех любящих и любимых, и Надя уже не чувствовала себя виноватой.
Глава 13. СОЮЗНИКИ С НЕНАВИСТНЫМИ АВТОРУ ХАРАКТЕРАМИ РАЗВИВАЮТ УСПЕХ
Пузырева всячески старалась избежать командировки на строительство. Борьба интересов Васильева и Литовцева ставила ее в трудное положение. Она обязана была поддерживать предложение Даркова и помочь его реализации, так как работала непосредственно с ним.
