Юрий Брайдер - Гражданин Преисподней. Дисбат

– Ты, главное, выведи меня из города. А я уже сам постараюсь отыскать людей. Помнишь, тот бес, который ворвался в пивную, говорил, что они бродят где-то в ближайших окрестностях.

– Брехал он, как всегда. Подумай сам – зачем людям в город лезть? Они же не самоубийцы. Это только Решетняку удается пока смирять бесов. Да и то лишь потому, что им всерьез никто не занимался… Люди держат оборону. Главное для них – не позволить нашему брату прорваться в срединный мир.

– А что вас туда так тянет? Не иначе как жажда крови.

– Не только. Из срединного мира можно вернуться обратно в преисподнюю. По крайней мере, многие из нас верят в это.

Улица вновь опустела, и они быстро двинулись к маячившей невдалеке белой глыбе оперного театра – очередной промежуточной цели своего опасного маршрута. Синякову помнилось, что в этом затейливом здании, смахивающем на сильно пострадавший в тропических штормах айсберг, можно спрятаться так надежно, что тебя не отыщет даже целая армия бесов.

Проходя мимо обгоревшего автомобильного остова, от которого еще тянуло запахами железной окалины, мазута и жженой резины, Синяков мечтательно произнес:

– Вот бы разжиться колесами! Многие проблемы сразу бы отпали.

– Поздновато ты опомнился, – заметил Шишига. – Бесы первым делом все машины сожгли. Очень уж им понравилось, как те горели.

В конце улицы показалась движущаяся встречным курсом парочка бесов – один в длинной красноармейской шинели, другой в треуголке и синем кафтане гренадера. Шли они в обнимку, и за спиной у каждого тускло поблескивал штык.

Не сговариваясь, Синяков и Шишига свернули в ближайший переулок, пробежались немного рысцой и оказались на берегу речки Свиристелки, в отличие от своего реального прототипа, лишенной пока гранитной набережной.

– Как ваша братва к воде относится? – поинтересовался вдруг Синяков.

– Если она не настояна на чесноке или укропе, то вполне нормально, – ответил Шишига. – Однако плаванием мы не увлекаемся, если тебя интересует именно это.

– А как же водяные и русалки?

– Ты в них веришь?

– После того, что случилось со мной за последнюю неделю, я готов поверить в любую нечисть.

– Если эти твари и в самом деле существуют, так только в вашем мире. Нам они даже не родственники.

– Значит, если я поплыву вниз по течению реки, никто из вас меня не достанет.

– Почему же… было бы желание. Есть такие бесы, что по воде ходят аки посуху. Но в общем-то это мысль здравая. По крайней мере, нос к носу ты ни с кем из наших кровососов не столкнешься.

– Вплоть до мельничной плотины, – уточнил Синяков, хорошо запомнивший многие особенности этого возникшего из небытия города.

– За плотиной уже и улиц почти нет. Если сумеешь туда добраться, считай себя в безопасности. В относительной, конечно.

Пристрастия к плотницкому искусству Синяков никогда не испытывал (а что уж говорить о Шишиге, который вообще никогда пальцем о палец не ударил), однако сумел все же соорудить некое подобие плота, основными материалами для которого послужили снятые с петель двери сарая и несколько звеньев дощатого забора.

– Ну что, прощаться будем? – сказал он, вступая на свое утлое плавучее средство.

– Успеем еще, – ответил Шишига. – Ты плыви себе, а я на всякий случай рядом по бережку пройдусь. Мало ли что…

– Одного я не пойму, – после нескольких неудачных попыток Синяков все же отчалил от берега. – И что ты обо мне так радеешь? Я человек, ты бес, и знакомы мы всего ничего.

– Глянулся ты мне, наверное… Хочешь, буду твоим духом-покровителем? Если, конечно, я вернусь в преисподнюю, а ты сумеешь добраться до срединного мира.

– А как же твой полярник?

– Боюсь, уже не застану его в живых, – печально вздохнул Шишига. – Очень уж он всегда на свой фарт полагался. Мог без парашюта из самолета выпрыгнуть… Сколько у меня забот с ним было! Один он – как ребенок, которого забыли на краю пропасти.

– Спасибо за предложение, – Синяков даже растрогался. – Да только у меня уже есть покровитель. Мы с ним даже лично знакомы.

– Это крайне редкий случай.

– Сам знаю. Считай, что мне повезло.

Никакого течения на реке, можно сказать, не было, что подтверждала галоша, плававшая на ее середине (другая галоша, парная, валялась на берегу, примерно на одной линии с первой). Однако Синяков заранее запасся длинной жердью, которой сейчас энергично отталкивался от илистого дна. Шишига двигался по суше параллельным курсом, время от времени делая крюк, дабы обойти очередное топкое место.

Вскоре выяснилось, что берега Свиристелки не так уж и пустынны, как это казалось вначале. Немало самых разных бесов слонялось по ним, а один, зайдя по колено в воду, даже пытался добыть острогой рыбу, которая в соответствии с законами этого мира также являлась материализовавшимся исчадием преисподней.

Бесы с любопытством поглядывали на Синякова, смело рассекавшего водную гладь, но на таком расстоянии признать в нем человека не могли.

Сложности обещали возникнуть во время прохождения под мостом. Синякову помнилось – река там настолько мелела, что ее могла перейти вброд даже кошка. (Впрочем, еще неизвестно, тень какой Свиристелки материализовалась в Пандемонии – современной или той, что текла в этом русле много веков назад).

Вот так и получилось, что, занятый исследованиями речного дна, Синяков проморгал другую, куда более серьезную опасность. Прямо посреди центрального пролета моста, небрежно облокотясь на чугунные перила, стояла та самая цыганка, с которой недавно столь непочтительно обошелся Дарий.

– Куда путь держишь, милок? – осведомилась она скрипучим голосом. – Если удачу ищешь, так она совсем в другой стороне.

Синяков от неожиданности едва не выпустил шест.

– Тьфу ты, напугала! – в сердцах вымолвил он.

– Отчего же ты вдруг таким пугливым стал? – деланно удивилась цыганка. – На пару-то с Пастухом ого-го каким козырем выступал!

Сообразив, что речь идет о Дарии, Синяков с глухим раздражением подумал: «Вот кому на клички везет! Он и Архангел, он и Пастух!»

– А еще Фюрер! – добавила сверху проницательная цыганка. – И Пугало!

В ее фальшиво-ласковых речах ощущался подвох. Надо было как можно скорее уплывать отсюда, но доски плота уже скрипели о мель.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – вымолвил Синяков, изо всех сил налегая на шест.

– Да все о том же… Понял теперь, как туго приходится тем, кто не знает своего истинного пути? Давай лучше я тебе погадаю. Всю правду скажу. Глаза на жизнь открою. Из слепого кутенка сразу в зоркого сокола превратишься.