Самое странное во всем этом то, что она была в этом уверена. Началось все с жалости к человеку, запутавшемуся в сетях собственной психики, с чувства благодарности к землянину, приютившему и выходившему ее. Он казался таким одиноким, таким беспокойным, таким смущенным, что ей хотелось хоть что-нибудь сделать для него. Немного тепла — вот что, казалось бы, нужно ему, а именно это и было главным талантом Глэйр. Жалость и благодарность никогда не были прочной основой любви, она это понимала и не ожидала, что из этих чувств разовьется нечто, так глубоко связавшее их.
Он все дольше и дольше продлевал свой отпуск по болезни, чтобы ни на минуту не разлучаться с ней. И ее саму незаметно охватило чувство подлинной привязанности к этому землянину.
Несмотря на все горести, которые выпали на его долю, он обладал сильной волей. Пьянство, отчаянные приступы жалости к самому себе, умышленное создание искусственных трудностей — все это было следствием, а не причиной. Стоило все перевернуть с ног на голову, а так оно и случилось, как в результате возник здоровый, счастливый, цельный человек, и с этого момента он перестал быть для нее сломанной вещью, нуждающейся в ремонте. Она начала расценивать его как равную личность.
Разумеется, ничто во Вселенной не является постоянным. Ей по земным меркам было уже сто лет, когда он родился, и она должна прожить еще несколько сотен лет после его смерти. Землянин средних лет, по сути, был безгрешным ребенком рядом с самым невинным из дирнанцев, а Глэйр была далеко не невинной. И, значит, их физическое единение было нереальным. Она, конечно, испытывала удовольствие в его объятиях, но главным образом за счет того, что доставляла наслаждение ему, сопровождающееся слабой, малозначительной пульсацией ее собственной внешней нервной системы. То, чем они занимались в постели, казалось ей забавным, но это ни в коей мере не было тем сексом, который имел бы для нее значение как для дирнанки. Она, естественно, вела себя так, чтобы он не мог ни о чем догадаться. У нее было немало знакомых женщин, которые таким образом забавлялись с домашними животными.
И все же, несмотря на свое преимущество в возрасте и зрелости, несмотря на несходство природы, на все остальное, что их разделяло, Глэйр испытывала к Фолкнеру теплую, настоящую привязанность. Это поначалу удивляло ее, но потом она привыкла, только предстоящее расставание вызывало в ней некоторое беспокойство.
— Пройдись еще раз по комнате и сядь. Не перенапрягайся.
Глэйр кивнула. Это было трудно. Где-то на полпути на нее накатила волна слабости, но она нашла в себе силы добрести до кровати и опрокинулась на нее навзничь, бросив палки на пол.
— Ну как?
— Все лучше и лучше.
Он сделал ей массаж лодыжек и икр. Она перекатилась на спину, расслабилась. Шрамы и синяки, которые обезображивали ее лицо в течение нескольких первых дней, исчезли. Она снова была лучезарно прекрасной, и это ей нравилось. Фолкнер как-то особенно целомудренно гладил ее тело, совсем не так, как это делают в качестве прелюдии любви.
— Две расы наблюдателей? — переспросил он. — Расскажи подробней.
— Я уже и так рассказала слишком много.
— Да. Дирнанцы и краназойцы. Кто из вас добрался до нас первым?
— Никто не знает, — ответила Глэйр. Каждая из сторон утверждает, что именно ее разведчики первыми обнаружили Землю. Но это произошло так много тысяч лет назад, что теперь и не разобраться. Мне кажется, что мы все-таки появились здесь первыми, а краназойцы просто вторглись в чужие владения. Но, может быть, я просто верю нашей собственной пропаганде.
— Значит, летающие блюдца патрулируют Землю еще со времен кроманьонцев, — задумчиво проговорил Фолкнер. — Видимо, это объясняет и то колесо, которое виделось Иезекилю, и многое другое. Но почему только последние 30–40 лет мы стали регулярно замечать Наблюдателей?
— Потому что теперь нас гораздо больше. До вашего 19-го столетия на околоземных орбитах патрулировало только по одному кораблю с каждой стороны. По мере развития вашей техники нам пришлось увеличить количество Наблюдателей. К 1900 году каждая из сторон уже имела по пять кораблей. После изобретения вами радио добавилось еще несколько, чтобы записывать передачи. Затем появилась атомная энергия, и мы поняли, что Земля вступает в новую эпоху своего развития. Думаю, в 1947 здесь уже дежурило около шестидесяти наших разведчиков.
— А краназойцы?
— О, они всегда старались не отставать от нас. Так же, впрочем, как и мы от них. Ни одна из сторон не может допустить, чтобы другая опередила ее хоть на дюйм.
— Значит, обоюдная экспансия количества Наблюдателей?
— Точно, — усмехнулась Глэйр. — Мы добавляем одного — они тут же выставляют своего. По нескольку каждый год, пока нас не стало…
Она умолкла.
— Можешь сказать. Я и так уже слишком многое знаю.
— Сотни. Сотни кораблей с каждой стороны. Точных цифр я не знаю, но не меньше тысячи. Это оправданно. Вы, люди, стали шагать слишком быстро. И ничего нет удивительного, что появляется все больше сообщений об атмосферных объектах. В ваших небесах стало слишком тесно, а системы обнаружения становятся все более совершенными. Я удивляюсь вам, Том. Неужели же вы искренне верили, что ИАО занимается ерундой?
— Я пытался отмахнуться от этих мыслей. Но теперь…
— Да, — улыбнулась Глэйр.
— Как долго вы еще намерены следить за нами?
— Мы не знаем. Честно говоря, не знаем даже, как с вами поступить. Ваша раса — уникальное явление в галактической истории. Вы одни из первых, кто научился летать в космос, не обуздывая присущий вам воинственный инстинкт. То есть, история не знает другой столь незрелой расы, которая бы строила космические корабли, создавала ядерное оружие — обычно этическая зрелость наступает за несколько тысяч лет до технологической. Однако у вас этого почему-то не произошло.
— То есть, мы для вас — стайка расшалившихся детишек, — краснея, спросил Фолкнер.
— Боюсь, что это так, — постаралась ответить Глэйр как можно мягче. — Прелестных детишек. Некоторые из вас…
Он не обратил внимания на ее последние слова.
— Значит, вы следите за нами, имея каждый свою галактическую сферу влияния, и каждый с удовольствием бы втянул нас именно в свою сферу, но пока что не решаетесь на такой шаг. То есть любая из сторон боится, что другой каким-то образом удастся поладить с нами. Следовательно, следите скорее не за нами, а друг за другом.
— И то, и другое. У нас есть договор в отношении Земли. Соглашение. Ни дирнанцы, ни краназойцы не должны входить в контакт с землянами. И соглашение это должно строго соблюдаться. Мы ждем, пока вы не достигнете такой степени развития, которая была бы минимально необходимой для приобщения к межзвездной цивилизации. Когда это произойдет, на вашу планету начнут высаживаться посланники, предлагая помощь своих правительств.
