Стоя на набережной, я вглядывался в тяжелые воды пролива Бигля и пустынные острова, маячащие в тумане. По океану ломаными черно-белыми полосами катилась зыбь, и одинокий ястреб безмятежно парил в воздушных потоках. Человек, почти невидимый под древним кожаным плащом, вел прямо на меня навьюченную ламу, так что я вынужден был отступить от парапета. Мужчина не заметил меня, хотя животное, бредя мимо, скосило любопытный глаз в мою сторону.
Я зашагал обратно, вверх по склону. Зимнее пальто защищало от холода, но ветер проникал сквозь ткань и ерошил волосы. Ощущение не из неприятных, так что меня пока не тянуло вернуться в отель. Я двинулся в другую сторону, удаляясь от центра города.
Ночь уже залила черной краской небо за помрачневшими тучами, когда я обнаружил, что оказался в конце современного мира — на окраине Ушуаи. И явственно ощутил, что стою у барьера. Позади меня сверкал электрическими и неоновыми огнями город, но границы освещенной области прорисовывались четко. Сюда, в этот неровный многоугольник, пробилась цивилизация, но слой ее тонок, корни слабы и ненадежны, она подобна еще не прижившемуся саженцу. Передо мной земля будто разламывалась, то взмывая вверх, то рушась вниз, иззубренная, голая, усеянная гроздями лачуг из листового железа, размалеванных ярчайшими цветами: оранжевым, желтым, красным. Ржавые трубы бодро дребезжали на ветру, из них узкими плоскими лентами тянулся дым. Керосиновые лампы тщетно силились рассеять мрак за дверными проемами, где-то во тьме двигалось несколько смутных силуэтов.
Значит, вот где живут местные. Сюда их увлекло, и здесь они остановились — те, кто капитулировал. А за пределами этой полосы, возможно, есть те, кто не дал себя притянуть магниту времени.
Не торопясь я вернулся в гостиницу, лег в постель, уснул, и спал хорошо.
III
Проснулся я утром от резкого холода. В прямоугольник окна врывался яркий свет. Я быстро оделся и подошел к окну, ожидая увидеть солнце, но свет сочился сквозь сплетение туч, затянувших все небо. Улицы, лишившись теней и контрастов, выглядели до странности нечеткими, а день казался еще холоднее, чем был в действительности. Прежде чем спуститься к завтраку, я надел еще один свитер. В зале больше никого не было. Недавно разожженный камин пока не изгнал из помещения холод, и долго смаковать кофе настроения не было. Хотелось послать телеграмму Сьюзен, известить ее о том, что я прибыл благополучно, а потом надо связаться с Гардинером. Я уже уходил, когда появился Джонс, осунувшийся и какой-то изможденный. Он улыбнулся мне чисто механически.
— Вы еще не пробовали писко? — спросил он.
Я не знал, что это такое.
— Здешняя бурда. Виноградная водка. От нее жуткое похмелье, клянусь честью.
Он затряс головой и рухнул в кресло. Я ушел, пока он заказывал черный кофе, размышляя, удалось ли ему ночью выбраться из местного бара. И все же на свой манер он узнает об этом городе то, что мне узнать не придется.
Я дошел до телеграфа, отправил сообщение Сьюзен, закурил первую за день сигарету и зашагал обратно к гостинице. На проводах, на равном расстоянии друг от друга, сидели, точно курицы на насесте, три ястреба, и мне в голову пришла забавная мысль — а известно ли им о моем послании, текущем сейчас под их когтями? У отеля остановилось, высаживая пассажира, такси, и я спросил водителя, не знает ли он, где живет Гардинер. Он знал, и я забрался на заднее сиденье, чтобы спокойно курить и смотреть в окно. Мы проехали мимо древнего индейского кладбища по свежему шуршащему песку утренней дороги, мимо кладбища, заваленного растрескавшимися шинами и побелевшими выхлопными трубами, ясным днем, когда жизнь так и переполняет тебя.
Большой дом Гардинера приткнулся к леднику и казался почти двумерным силуэтом. Я сошел с дороги, и Гардинер распахнул дверь прежде, чем я постучал. Он был в красном шерстяном халате, со стаканом в руке.
— Вы, верно, Брукс.
Я кивнул.
— Смит предупредил меня о вашем появлении. Хотя я ждал вас еще вчера вечером.
— Я приехал довольно поздно.
Он отступил, впуская меня. Гардинер еще не побрился, а руки его так тряслись, что джин-тоник едва не выплескивался на пол. Мы прошли в просторную комнату, в которой, как ни странно, не оказалось никакой мебели. Зато на стене висело ружье, покрытое искусной гравировкой, а у камина лежала ковром овечья шкура.
— Надеюсь, что не помешал вам, — сказал я.
— Вовсе нет. Рад помочь, чем смогу. И рад компании. Джин, бренди?
— Еще слишком рано.
— Чепуха.
Он протянул мне джин и сел у огня.
— Смит говорил, что вы очень помогли нам в прошлом, — начал я.
— Я не ученый, но, полагаю, об этом месте мне известно не меньше, чем остальным, а то и больше. Провел тут тридцать лет. Теперь здесь особо заняться нечем. Малость охоты и море выпивки. В прежние дни все было по-другому, до того как земельные реформы изничтожили компанию. — Он покачал головой, но не факт, что осуждающе. — Но вас, пожалуй, интересует не это.
— Да, я больше интересуюсь здешними уроженцами.
— Ну конечно. — Он с задумчивым видом снова покачал головой. — Когда явились белые, тут было три племени. Алакалуфы, яганы и онасы. — (Я все это знал, но слушал внимательно.) — Это были абсолютно доисторические, голые дикари. И наверное, очень счастливые. Они не понимали белых и не доверяли им. И правильно делали. Когда они опрометчиво украли парочку овец у белых, белые, естественно, пристрелили парочку дикарей. Вреда тут, признаться, немного. Но потом пришли просвещенные белые. Миссионеры. Они явились, пыша жаром реформ, и увидели незадачливых овечек Господних, разгуливающих в непристойном неглиже, как у них повелось отроду, и подарили им одеяла — для тепла и соблюдения скромности. Одеяла не были продезинфицированы, так что они заодно подарили индейцам чуму. Вымерли все онасы и большинство остальных. Но зато как-никак они перестали бегать нагишом, не так ли?
Гардинер вздохнул и налил еще джина.
— Вы остановитесь здесь? — спросил он.
— Я уже поселился в гостинице.
— А… — (Думаю, он обрадовался бы гостю.) — Что ж, тогда чем я могу помочь?
Я рассказал ему о слухах и письмах и о предположениях Смита. Гардинер кивнул. Он и сам, конечно, слышал все это.
— Как думаете, здесь что-то есть? — поинтересовался я.
— Что-то должно быть. Все слухи основываются на каком-либо факте. Но сомневаюсь, что отыщется что-нибудь интересненькое. Ничего такого, что допускает Смит. Я раньше не видел ничего подобного, и не слыхал тоже, и кабы оно существовало, то наверняка было бы уже открыто. Или хотя бы оставило какие-то свидетельства своего существования.
