— Видишь полицейского? Давай узнаем, где у них участок.
Мы подошли к яйцу в ремнях, и я начал:
— Не подскажете, где тут полицейский участок?
Я стоял прямо перед регулировщиком, но он долго вращался, пока не поймал меня одним глазом. Глаз расширился, яйцо отпрянуло.
— Миг баллума.
— Полицейский участок, — попробовал я еще разок. Придя в себя, полицейский шагнул к нам, навел на нас один глаз, потом другой.
— Эгер блей сиркис.
— Простите?
Он указал на меня, потом на Рыбу.
— Сиркис, сиркис, детер эт? Рыба схватил меня за руку.
— Слушай, он же про цирк!
Ротик яйца быстро расширился, тело закачалось.
— Сиркис, сиркис!
На перекрестке уже образовалось яичное скопление. Регулировщик вынул из-под белого ремня бело-красную карточку.
— Сиркис!
— Смотри-ка, это билет из брони на наше выступление, — сказал я Рыбе. — Да, цирк. — Это уже регулировщику. — Полицейский участок?
Он снова спрятал карточку под ремень и поднял ручонки.
— Нети бле эт «поцески утасток» дума?
Яйца ошибочно приняли жест регулировщика за сигнал двигаться и немедленно устроили кучу малу.
— Гаавуук! — И регулировщик врезался в толпу, крича и толкаясь. Вскоре порядок был восстановлен, и регулировщик вернулся на свой пост. Указав на дверь в нескольких шагах от угла, он произнес: — Агвуг, тухап тубба.
— Полицейский участок? — переспросил я.
Он опять поднял руки — видимо, это движение заменяет им пожимание плечами, — во второй раз спровоцировав столпотворение на вверенном ему участке.
— Ах, гаавуук! Нее паавуук!
И он опять ринулся разгребать свалку. Рыба потянул меня за рукав, указывая на дверь.
— Лучше идем, а то он рассердится. Думаешь, это и есть полиция?
— Давай проверим.
Мы подошли к двери. На ней были нарисованы какие-то непонятные линии, точки, завитки и пятна. Под этой мазней красовалась надпись: «Здесь говорят по-английски». Я удовлетворенно кивнул.
— Бюро переводов!
Я распахнул дверь, и мы оказались в захламленной коморке без окон. В глубине, за низкой конторкой, угадывался яйцевидный силуэт.
Рыба тронул меня за плечо.
— Спит, что ли?
Я подошел к стойке и постучал по ней.
— Простите? — Ответа не последовало. Я постучал сильнее. — Простите, вы говорите по-английски?
Яйцо открыло обращенный в мою сторону глаз, вздрогнуло, помигало, разинуло рот.
— Сиркис!
Встав, мой собеседник вынул из-под своего широкого коричневого ремня билет из нашей брони.
— Сиркис!
Я утвердительно кивнул.
— Точно, мы оба из цирка. — Я глянул на Рыбу. — Реклама сделала свое дело. Так вы говорите по-английски?
Рот яйца стал еще шире, глаза, наоборот, прищурились.
— Здесь говорят по-английски.
— Как вас зовут?
— Зовут Доккор-тут, да, господа. — И Доккор-тут наклонился вперед в яичной версии учтивого поклона.
— Нам бы переводчика, — объяснил я с улыбкой.
— Здесь говорят по-английски.
— Можете пойти с нами? Нам надо в полицию. В участок.
Доккор-тут повращался на месте, переместился вдоль своей конторки и вернулся с книгой. Поднеся ее к глазу, он начал перелистывать страницы.
— Полиция, полиция… Соблюдение общественного порядка. Общественного, общественного… Участок, участок… — Доккор-тут опустил книгу и уставился на меня одним глаз. — Желаете купить землю?
Рыба взял меня за плечо.
— Дай-ка, я попробую. — Она поманил Доккор-тута пальцем. — Иди сюда.
Доккор-тут нажал кнопку. Крышка конторки распахнулась, и он вывалился в образовавшийся проем, чтобы последовать за Рыбой к двери. Я замыкал шествие. Из двери Рыба показал пальцем на регулировщика.
— Полиция!
Доккор-тут прицелился одним глазом в Рыбу.
— Земля рядом с полицией?
Рыба покачал головой.
— Веди нас к полицейской шишке. Доккор-тут опять справился со своей книгой.
— Шишка… Соцветие и плод хвойных и некоторых других… Бугорок, округлая… Твердый шарик на конце… Рыба отнял у него книгу.
— Лучше я. — Найдя нужное определение, он показал его Доккор-туту. — Важный, влиятельный человек. Начальник, понял?
И так далее. Недоразумения при переводе легли в основу таких обменов репликами в повести «Враг мой», как, например, этот.
… Нас в любую минуту могло снести с отмели.
— Джерри, ты напрасно так насторожился из-за этой железки, сам знаешь.
— Сурда. — Голос драка звучал покаянно, а то и жалостливо.
— Эсс?
— Эсс ех «сурда»?
Джерри помолчал.
— Дэвидж не знает не уверен что это нет?
Я отмел нагромождение отрицаний.
— Ты имеешь в виду «возможно», «может быть», «не исключено»?
— Аэ, возможноможетбытьнеисключено. Дракский флот корабли иркмаан имеет. До война покупать, после война захватить. Железка возможноможетбытьнеисключено драк-ская.
— Значит, если на большом острове есть секретная база, сурда она дракская?
— Возможноможетбытьнеисключено, Дэвидж.
А вот мои пометки к другому замыслу (нереализованному), повлиявшему потом на «Враг мой». Тут важно отметить, что я никогда не отвергаю с ходу никаких идей, как бы дурно они ни пахли. Таким образом, мне удается обуздывать свой критицизм, способный засушить все, что появится в непосредственной близости. В итоге кое-что все-таки выживает, потому и появился на свет «Враг мой». Неприятное в том, что мои файлы переполнены всякой ерундой, что сильно смутит любого, кто после моего ухода в мир иной сядет за биографию Барри Б. Лонгиера. Очень может быть, что биография выйдет под названием «Не могу поверить, что он написал всю эту чушь!».
Снова я уклонился от темы.
Вот что я пометил на тему о языке, когда приступал к сочинению очередного сюжета.
Начать повествование по-английски, вставляя инопланетные словечки и выражения, пока читатель не освоится с языком инопланетян до такой степени, чтобы последний абзац текста можно было полностью написать по-инопланетному.
Первый шаг — изобретение чужого языка. При своей чуждости он должен быть простым для усвоения — ведь читателю предстоит без напряжения понять написанный на нем последний абзац истории. [Я разработал грамматику, орфографию, произношение, словарь примерно на триста слов. Получился гибрид испанского, японского, иврита и вульгарной латыни.]
Придумать ситуацию, оправдывающую применение чужого языка. Один персонаж должен учиться языку у другого; во всяком случае, читателю придется кое-что усвоить.
