— Я вас люблю!
Он шагнул вперед, но вместо белой полоски шеи с каштановыми завитками волос его губы встретила пустота, напоенная горьковатым запахом духов.
На пульте вспыхнул красный сигнал. Методично пощелкивая, автомат отсчитывал секунды.
— Время истекло. Повторите вызов через пять минут.
Изображение исчезло. Он еще раз вдохнул запах ее духов и начал одеваться.
***
Он шел мимо зданий с темными окнами по бесконечному пустынному тротуару. Загорающиеся при его приближении светильники сейчас же гасли, как только он проходил мимо. Небольшое ярко освещенное пространство впереди, и дальше — таинственный полумрак.
Он подошел к темной витрине магазина, вспыхнувшей ярким пятном, когда его фигура пересекла инфракрасный луч, падающий на фотоэлемент.
— Вам что-нибудь нужно?
— Нет… то есть… вообще нужно.
— Заходите.
Он поднялся во второй этаж.
Изображение белокурой продавщицы приветливо ему улыбнулось:
— Вам нужен подарок?
— Да.
— Женщине?
— Да.
— Украшения? Цветы?
— Нет… духи.
— Какие духи она любит?
— Не знаю… забыл название.
— Не беда, найдем по каталогу. Садитесь, пожалуйста.
Он никогда не подозревал, что на свете существует такое разнообразие запахов. И все не то, что нужно.
— Подобрали?
— Нет.
— Сейчас я сменю пленку.
Опять не то. От пряных ароматов слегка кружится голова.
— Вот эти.
— У вашей дамы отличный вкус. Это фрагменты вступления к двенадцатой симфонии запахов. Один флакон?
— Да.
Лента конвейера вынесла из мрака шкатулку и остановилась. Он открыл пробку и вылил на ладонь несколько капель янтарной жидкости.
— Спасибо. До свидания.
— Вы забыли взять флакон.
— Не нужно, я передумал.
***
Он стоял у решетки, отделявшей тротуар от автострады, на маленьком островке света, прижав ладони к лицу, вдыхая горький, терпкий запах духов.
Рядом по автостраде мчались автомобили, темные и стремительные. Он сделал несколько шагов вдоль решетки. Пятно света двигалось за ним. Он снова попытался от него уйти, и снова оно его настигло. Он побежал. Ему казалось, что попади он туда, в темноту, — и весь этот бред, не дающий спать по ночам, кончится сам собой.
Перебросив ноги через решетку, он прыгнул на шоссе.
Вой сирены. Скрежет тормозов. Огромный транспарант осветил ночное небо: «ВНИМАНИЕ! ЧЕЛОВЕК НА ДОРОГЕ!»
Исполинское изображение лица с гневно сжатыми губами стремительно надвигалось на одинокую фигурку в комбинезоне.
— Немедленно назад!
— Хорошо.
***
Теперь, кроме фонарей, загоравшихся при его приближении, каждые сто метров вспыхивали и гасли фиолетовые сигналы Службы Наблюдения.
На перекрестке улиц в решетке был проход.
Он невольно отпрянул назад, когда перед его лицом захлопнулась дверца.
— Автомобиль заказан. Ждите здесь.
— Не нужно. Мне… некуда ехать.
— Заказ отменен. Выйдите из поля зрения фотоэлемента.
Только сейчас он вспомнил, что два дня ничего не ел.
В кабине автомата его встретило знакомое изображение толстяка в белом поварском колпаке.
— Могу предложить только омлет, кофе и яблочный пирог. Завтраки отпускаются с семи часов.
Он протянул руку к пульту, и вдруг ему расхотелось есть. Сейчас он нажмет кнопку, и повторится то, что было уже тысячи раз. Сначала в автомате что-то щелкнет, затем закрутятся многочисленные колеса, и на лотке появится заказанная пища. После этого последует неизменное «приятного аппетита», изображение исчезнет, и он в одиночестве будет есть.
— Хорошо. Я возьму кофе.
Вместо того, чтобы нажать кнопку, он отогнул щиток лотка и взял дымящуюся чашку.
Сигнал неисправности. Автомат отключился от сети.
Внезапно кабина осветилась фиолетовым светом Службы Наблюдения.
Теперь перед ним было строгое лицо человека в белом халате.
— Кто вы такой?
— Сальватор.
— Это мне ничего не говорит. Ваш индекс?
— Икс эм двадцать шесть сорок восемь дробь триста восемьдесят два.
— Сейчас проверю. Поэт?
— Да.
— Сто сорок вторая улица, дом двести пятьдесят два, квартира семьсот три?
— Да.
— Вы на приеме у психиатра. Постарайтесь отвечать на все вопросы. Почему вы не спите?
— Я не могу. У меня бессонница.
— Давно?
— Давно.
— Сколько ночей?
— Н-н-не помню.
— Вас что-нибудь мучит?
— Да.
— Что?
— Я… влюблен…
— Она не отвечает вам взаимностью?
— Она… не может… это… изображение…
— Какое изображение?
— То, что у меня дома, на пульте обслуживания.
— Сейчас, минутку. Так, биоскульптор Ковальский, вторая премия Академии искусств, прототип неизвестен. Вы понимаете, что нельзя любить изображение, у которого даже нет прототипа?
— Понимаю.
— И что же?
— Люблю.
— Вы женаты?
— Нет.
— Почему? Какие-нибудь отклонения от нормы?
— Нет… наверно… просто… я ее люблю.
— Я дам указание Станции Обслуживания сменить вам изображение.
— Пожалуйста, только не это!
— Почему вы пошли на шоссе?
— Мне хотелось темноты. Смотреть на звезды в небе.
— Зачем вы сломали автомат?
— Мне трудно об этом вам говорить. Вы ведь тоже… машина?
— Вы хотите говорить с живым врачом?
— Да… пожалуй… это было бы лучше.
— До тех пор, пока не будет поставлен диагноз, это невозможно. Итак, почему вы сломали автомат?
— Я не люблю автоматы… мне кажется, что зависимость от них унижает мое достоинство.
— Понятно. Поедете в больницу.
— Не хочу.
— Почему?
— Там тоже автоматы и эти… призраки.
— Кого вы имеете в виду?
— Ну… изображения.
— Мы поместим вас в отделение скрытого обслуживания.
— Все равно… я не могу без нее.
— Без изображения?
— Да.
— Но ведь оно — тоже часть автомата.
— Я знаю.
— Хорошо. Отправляйтесь домой. Несколько дней за вами будут наблюдать, а потом назначат лечение. Я вам вызываю автомобиль.
— Не нужно. Я пойду пешком, только…
— Договаривайте. У вас есть желание, которое вы боитесь высказать?
— Да.
— Говорите.
— Чтобы меня оставили в покое. Пусть лучше все продолжается, как есть! Ведь я… тоже… автомат… только более высокого класса. Опытный образец, изготовленный фирмой «Бог Саваоф и К°».
Предварительные изыскания
— Послушайте, Ронг. Я не могу пожаловаться на отсутствие выдержки, но, честное слово, у меня иногда появляется желание стукнуть вас чем-нибудь тяжелым по башке.
Дани Ронг пожал плечами.
— Не думайте, что мне самому вся эта история доставляет удовольствие, но я ничего не могу поделать, если контрольная серия опытов…
— А какого черта вам понадобилось ставить эту контрольную серию?!
— Вы же знаете, что методика, которой мы пользовались вначале…
— Не будьте болваном, Ронг!
Торп Кирби поднялся со стула и зашагал по комнате.
— Неужели вы так ничего и не поняли? — Сейчас в голосе Кирби был сладчайший мед. — Ваша работа носит сугубо теоретический характер. Никто, во всяком случае в течение ближайших лет, никаких практических выводов из нее делать не будет. У нас вполне хватит времени, ну, скажем, через два года, отдельно опубликовать результаты контрольной серии и, так сказать, уточнить теорию.
— Не уточнить, а опровергнуть.
— О господи! Ну, хорошо, опровергнуть, но только не сейчас. Ведь после той шумихи, которую мы подняли…
— Мы?
— Ну, пусть я. Но поймите, наконец, что, кроме вашего дурацкого самолюбия, есть еще интересы фирмы.
— Это не самолюбие.
— А что?
— Честность.
— Честность! — фыркнул Кирби. — Поверьте моему опыту. Вы, вероятно, слышали о препарате Тервалсан. Так известно ли вам…
Ронг закрыл глаза, приготовившись выслушать одну из сногсшибательных историй, в которой находчивость Торпа Кирби, его умение разбивать козни врагов, его эрудиция и ум должны были служить примером стаду овец, опекаемому все тем же Торпом Кирби.
«Откуда этот апломб? — думал Ронг, прислушиваясь к рокочущему баритону шефа. — Ведь он ни черта не смыслит. Краснобай и пустомеля!»
— …Надеюсь, я вас убедил?
— Безусловно. И если вы рискнете опубликовать результаты работ без контрольной серии, я всегда найду способ…
— Ох, как мне хочется сказать вам несколько теплых слов! Но что толку, если вы даже не обижаетесь?! Первый раз вижу такую толстокожую…
— Вас удивляет, почему я не реагирую на ваши грубости?
— Ну?
— Видите ли, Кирби, — тихо сказал Ронг, — часто каждый из нас руководствуется в своих поступках каким-то примером. Мое отношение к вам во многом определяется случаем, который мне довелось наблюдать в детстве. Это было в зоологическом саду. У клетки с обезьянами стоял старый человек и кидал через прутья конфеты. Вероятно, он делал это с самыми лучшими намерениями. Однако когда запас конфет в его карманах кончился, обезьяны пришли в ярость. Они сгрудились у решетки и, прежде чем старик успел опомниться, оплевали его с ног до головы.
