пацифика, давая ему эволюционные выгоды. А религиозных фанатиков легко можно переключать, ты же знаешь.
Матвей побледнел.
— Ты хочешь сказать, что теперь у Горева есть не только тысячи сторонников, но и своя армия, не ограниченная запретом на насилие?
— Не у Горева, а у пацифика. Да, думаю, нельзя исключать такой возможности.
— Приплыли, — сказал Матвей, — вот тебе, бабушка, и религия добра. Если к вечеру нам не удастся решить вопрос с Олей, придётся привлекать военизированную охрану. А это мы уже никак не сможем скрыть.
27
Выйдя из Олиного бокса, Борис направился в кабинет Варвары Петровны. Голос Матвея он услышал ещё из коридора. Тот говорил тёплым доверительным тоном, который безотказно действовал на молодых сотрудниц; но здесь явно был не тот случай.
— Варвара Петровна, поверьте, я всё понимаю. Но у нас критическая ситуация. Надо форсировать лечение.
— Флаг тебе в руки! Как ты себе это представляешь? Соберёшь вместе девять беременных женщин… Чёрт, да что ты лезешь не в своё дело! Я и так делаю всё, что могу.
— Я понимаю, — попробовал успокоить её Матвей, — но если к ночи ничего не изменится, институт, скорее всего, снова будут штурмовать. И возможно, среди нападающих будут люди, способные на насилие.
— Может, привлечь сотрудников? — предложил Борис. — Вооружить их…
— Микроскопами! — перебил его Матвей. — Боря, ты просто не представляешь, на что способны фанатики! Если в толпе будут истинноверующие, они порвут наших ботанов в клочья.
— В крайнем случае, я могу перехватить Олин блог, — сказал Борис. — Всё, что она напишет, попадёт в наше облако. Там есть несколько интеллектуальных ботов как раз для таких случаев. Они проанализируют сообщения самых активных её комментаторов, возьмут их ники и будут имитировать живое общение. От настоящих не отличишь. А в инет мы вывесим что-то вроде: «Выписалась, вышла за ворота, иду домой». Так пойдёт?
— Пойдёт, — согласился Матвей, — только не вышла, а выехала. За воротами может кто-то наблюдать. Но все машины они не отследят, их слишком много.
Варвара Петровна укоризненно посмотрела на Бориса.
— Боренька, ты хоть понимаешь, что сейчас говоришь о своей девушке? О своей любимой? Как ты после этого сможешь смотреть ей в глаза?
Борис упрямо тряхнул головой.
— Это не о ней. Это о той чужой части, от которой, я надеюсь, вы избавите мою Олю.
— Ты так твёрдо веришь в теорию биомемов? — спросила Варвара Петровна.
— А вы разве нет?
— Нет. Я верю в то, что вижу. Я вижу паразита и вижу новую религию. Но, товарищи — мухи отдельно, котлеты отдельно. Когда я была комсомолкой, нам впаривали очень похожие мемы. Счастья всем, всё во имя человека, всё для блага человека. Построим рай на Земле и так далее, практически по Гореву. Те же яйца, только без паразитов. Хотя паразитами они, конечно, были ещё теми…
— А действительно, — оживился Борис, — может, паразит и был, только тогда его никто не смог найти? Может, всё коммунистическое движение было расширенным фенотипом этого паразита?
Варвара Петровна усмехнулась.
— Ну ты загнул! Скажи ещё, что и фашизм был фенотипом какой-то его мутации.
— Почему нет? — спросил Борис.
— Кстати, интересная мысль, — подхватил Матвей. — Мы же знаем, что наш пацифик — продукт долгой эволюции, только совершенно не представляем какой. Так может, его предок и был коммунистическим паразитом? Всё по учебнику — сначала паразит агрессивен, выкашивает носителей миллионами. А потом приспосабливается, перестаёт убивать, пытается стать симбионтом.
— Логично, — сказал Борис.
— Но паразит всегда остаётся паразитом — продолжал Матвей, — помнишь, я рассказывал тебе про осу-наездника? Её личинки пожирают божью коровку изнутри, а жертва при этом продолжает охранять их от внешних опасностей. То есть мало того, что они её жрут, так они ещё и заставляют её работать их личным телохранителем. Чистейший паразитизм, симбиозом здесь и не пахнет, так?
— Так, — подтвердил Борис.
— Но вот что интересно. После того, как личинки осы покинут свою кормушку, четверть божьих коровок выживает и восстанавливается. А представь, что через сто тысяч лет личинки научатся жрать аккуратнее, пользоваться ножом и вилкой. И выживать будет не четверть, а, скажем, девяносто пять процентов божьих коровок. Тогда кто-то может сказать, что это симбиоз — оса работает санитаром популяции, отсеивая слабых и больных. Но суть-то остаётся ровно той же — жрут и заставляют себя охранять.
— Мне кажется, — возразил Борис, — это какой-то нетипичный пример. Если паразиту выгодно мирное сосуществование, он в итоге может стать симбионтом. То есть приносить своему носителю реальные выгоды. Костя рассказывал мне про рабочих муравьёв, они живут в среднем восемь-девять месяцев — если здоровы. А их сородичи, заражённые личинками ленточных червей, могут прожить больше трёх лет. Паразиту это выгодно — чем дольше будет жить промежуточный носитель, тем больше вероятность, что он попадёт в желудок дятла, конечного носителя. Прожить несколько отмеренных сроков — чем плохо?
— С животными такое иногда получается, — согласился Матвей, — потому что у них нет свободы воли. А вот получится ли такое с людьми — зависит только от нас.
— Фантазёры! — сказала Варвара Петровна. — На словах-то у вас всё просто. Но жизнь посложнее ваших схем. Ты, Боря, всё же подумай, стоит ли тебе поступать так с матерью твоего будущего ребёнка.
— Что-о?! — выдохнул Борис.
— Чё-чё, — передразнила Варвара Петровна, — через плечо! Ольга беременна.
28
С минуту Борис глотал воздух, не в силах сказать ни слова. Наконец он смог выдавить из себя:
— Она знала об этом, когда… Когда заразилась?
Варвара Петровна вздохнула.
— И этот человек числится у нас аналитиком! Подумай сам. Или ты не в курсе циклов любимой женщины?
— А… Ну да, конечно… — Борис с трудом подбирал слова. — Скажите, а паразит может навредить нашему ребёнку?
— Паразит — нет. Он не заинтересован в сокращении своей кормовой базы. А вот лечение… Я подобрала для Ольги довольно радикальную схему; уверена, что уже через неделю мы сможем её вытащить.
— Но это убьёт ребёнка? — спросил Борис.
— Не сразу. Но девять к одному, что он проживёт не больше года. Через полтора месяца на скрининге можно будет узнать точный прогноз. Но тогда принимать решение о прерывании беременности будет уже гораздо тяжелее.
Борис упёрся локтями в стол и обхватил голову руками.
— То есть ребёнок всё же может родиться здоровым?
— Если случится чудо. Но при шансах один к девяти я бы на это не надеялась.
— И я сейчас должен принять решение — жить ему или даже не начинать?
Варвара Петровна покачала головой.
— Не ты. Вы с Ольгой.
— Нет! — вскинулся Борис. — Не впутывайте её сюда! Последние слова моей… настоящей Оли были: «Свобода
