смену ему пришел голод. Он долго сопротивлялся искушению, но в конце концов все-таки пришлось воспользоваться едой, принесенной Этцелем. Пока он грыз хлеб и колбасу, ему пришла в голову мысль, что одной несправедливости маловато для его гнева. Конечно, с ним обошлись несправедливо, но основная причина гнева лежала гораздо глубже.
Обычно его мысли носили злобный характер, их подстегивало возмущение равнодушием, проявленным толпой тупых лакеев на службе правовой системы. Это именно их равнодушие допускало такое обращение с задержанными. Он начал размышлять о природе справедливости вообще, и о том, почему именно он испытывает эту несправедливость в нынешних обстоятельствах. Он же человек, поставивший себя за пределы праведности, за пределы общепринятых норм честной игры, да и вообще морали. Но где-то в глубине души он ощущал собственную неправоту. И от этого было больно. Вот это-то двойственное чувство и вызывало ярость и стремление прекратить жизнь в этих недостойных условиях, хотя, наверное, другой жизни он и не заслужил.
А чего еще ждать от безжалостной безразличной и бессердечной вселенной? Разумеется, он злился, но за этой злостью маячили воспоминания о его собственном безразличии к бедственному положению его жертв. А теперь вот и он в таком положении. Позволил себе разгневаться и пострадал.
Конечно, Этцель пострадал по его вине. Это несомненно. Но разве это причина, чтобы и ему мучаться? Это же не кто-нибудь, а он! Ему положено. Если бы не эта дурацкая вселенная, управляемая случайностью!
ГЛАВА 10, в которой паника откладывается
Продуваемая насквозь ледяным ветром, ослепленная мокрым снегом, Вильгельмина обхватила руками грудь и попыталась понять, что пошло не так. Портал, вероятно, спас ей жизнь, но отправил ее в какое-то гиблое место, а к этому она не была готова. Дикий ветер ободрал с нее одежду; у нее оставалось несколько минут, чтобы придумать план выживания, а потом холод ее прикончит.
Сзади раздалось приглушенное рычание. Она осторожно повернулась. Бэби совершил прыжок вместе с ней. Ее желудок сжался при виде пещерного льва, присевшего в снегу позади нее и готового прыгнуть.
Убежать от него нереально, бороться с ним глупо: огромная кошка весила в четыре раза больше ее. Сплошные мышцы, а все остальное — зубы и когти. Оружия нет. И что теперь? Дрожа, она смотрела на пещерного льва, а тот смотрел в ответ злющими желтыми глазами. Однако что-то в позе молодого льва — то, как он переминался с ноги на ногу, как вжимал голову в плечи, — вселило в Вильгельмину проблеск надежды.
— О, зверюга, — сказала она, понизив голос. — Похоже, тебе тоже холодно?
Лев продолжал смотреть на нее, но что-то в его взгляде изменилось.
— Мне тоже холодно. — Мина медленно шагнула к присевшему льву. — Может, согреем друг друга? — Она сделала еще шаг и протянула открытую руку. — Что думаешь? Будем греться?
Уши льва прижались к голове, и он зашипел, как обычный кот в минуту опасности.
— Ну, ну, не надо ссориться. Все будет хорошо. — Кот опять зашипел, развернулся на месте и отпрыгнул. — А может, и не будет, — вздохнула Вильгельмина.
Она смотрела, как зверь уносится прочь, а его цепь волочится за ним по снегу, звеня на ходу. Вскоре лев затерялся в метели. Без него Мина почувствовала себя одиноко. Визг ветра, проносившегося сквозь ледяную пустыню, казался издевательским смехом над положением, в котором она оказалась. Слезы навернулись на глаза и застыли на щеках.
— Возьми себя в руки, Мина, — прикрикнула она на себя просто для того, чтобы услышать звук своего собственного голоса. — В панику впадать можно и попозже, а сейчас у тебя есть работа.
Она огляделась. Горы вдалеке выглядели как-то странно знакомо; у нее возникло отчетливое впечатление, что она уже видела их раньше… хотя, тогда, кажется, метели не было. Впрочем, сейчас размышлять об этом не было времени, она замерзнет раньше, чем вспомнит. Она занялась исследованием ледника в поисках признаков лей-активности. Кругом был лед, темно-синий с вкраплениями зеленого и серого. Снег несло беспокойными полотнищами, ему не за что было зацепиться.
Мина заметила многообещающую расщелину, но это оказалась просто трещина во льду, которая к тому же скоро кончилась. Она шла по расширяющейся спирали, но пока признаков активности не наблюдалось.
Время истекало. Она уже не чувствовала пальцев рук и ног, волосы и ресницы заиндевели, ее колотила дрожь. Даже будь поблизости лей-линия, мрачно заключила она, ее невозможно заметить.
Хотя видеть же ее необязательно, можно почувствовать. Быстро вернувшись к началу поисков, она протянула руки. Они настолько онемели и так сильно тряслись, что она отчаялась вообще что-либо почувствовать, а уж тем более легкое покалывание энергии.
— О, пожалуйста, — выдохнула она, — Боже, не дай мне умереть вот так. Боже, пожалуйста.
С этой молитвой она пересекла место, где приземлилась, и увидела небольшую лужу в круглой проталине. Учитывая явно минусовую температуру, это представлялось странным. «Господи, пожалуйста, пусть это будет то самое место», — подумала она.
Протянула замерзшую руку над грязной водой и не почувствовала ничего, что указывало бы на силовую активность. Слабую надежду погасил очередной порыв ветра. Она смотрела на тусклую воду и думала, будет ли это последнее, увиденное ей в этой жизни. Согнувшись в три погибели в тщетной попытке сохранить хоть немного тепла, она уставилась на странный бассейн. Что-то не давало воде замерзнуть.
Мина с трудом распрямилась и шагнула в лужу. Вода была очень холодной, но все-таки не такой, какой должна бы быть. «Идиотка! — подумала она. — Мало застрять на леднике, так теперь ты еще и мокрая!»
Она улыбнулась этой мысли, откинула голову и рассмеялась в голос. Никакой радости в ее смехе не было, скорее, она теряла сознание от холода. Где-то она про такое читала… в каком-то журнале? Или в книге? Казалось очень важным вспомнить источник. «Что я делаю?»
Стоя в ледяной воде, Вильгельмина подняла трясущийся кулак верх. Сначала ничего не происходило, но, поскольку лучшего плана у нее не было, она решила, что будет стоять так до последнего вздоха. Наверное, это недолго…
Дрожа от холода, расползающегося по всему телу, со смёрзшимися веками, Вильгельмина тратила все силы на то, чтобы держаться прямо. Серо-белый мир вокруг нее стал туманным и неясным. Онемение быстро поднималось вверх от ступней к бедрам. Сознание ускользало, но каким-то чудом она все еще стояла. Мир вокруг померк, и она все глубже погружалась в ледяную воду.
