— Но, Хардин, — напомнил ему Фара. — Мы действительно не видим.
— Однако вы и не пытались этого сделать. Ни разу. Для начала вы вообще отказались признать, что существует угроза. Затем вы слепо поверили императору. Теперь же возложили все свои надежды на Хари Сэлдона. Все время вы перекладываете ответственность с одних плеч на другие и никогда ничего не пытались сделать сами.
Руки Хардина непроизвольно сжались в кулаки.
— Это как болезнь. Условный рефлекс, который мешает вам думать, как только речь зайдет о признанных авторитетах. Вы не сомневаетесь ни в том, что император сильнее вас, ни в том, что Хари Сэлдон умнее. А ведь это неверно, неужели вы не видите.
Все промолчали.
Хардин продолжал:
— И дело не только в вас. Дело во всей Галактике. Пиренн ознакомился со взглядами лорда Дорвина на методику научного поиска. По мнению Дорвина, чтобы стать хорошим археологом, надо прочесть все книги по существующему вопросу. Книги, которые написаны людьми, умершими столетия назад. Лорд думает, что решить все археологические загадки можно путем сопоставления данных различных авторов. И Пиренн слушал все это, ничему не возражая. Разве вы не находите это странным?
И вновь в голосе мэра послышалась просительная нотка, и вновь ему никто не ответил.
Хардин не мог успокоиться.
— И вы, и половина всего населения Терминуса — слепы. Мы сидим здесь, обсуждая Энциклопедию, как нечто единственное и неповторимое. Мы считаем венцом научной мысли классификацию давно известных фактов. Это, конечно, важно, но неужели нельзя проводить дальнейшую работу? Мы деградируем, забывая все. Разве вы не видите? Здесь, на периферии, уже утерян секрет атомной энергии. На Гамма Андромеде атомная энергостанция взорвалась только потому, что ее плохо отремонтировали, а канцлер Империи жалуется, что толковых технических работников-атомщиков не сыскать днем с огнем. А какой выход? Обучить новых? Никогда! Вместо этого ограничивается использование атомной энергии.
И в третий раз повторяю, разве вы не осознаете, что происходит во всей Галактике? Одно лишь преклонение перед прошлым. Это полное разрушение, это — загнивание!
Хардин переводил свой взгляд с одного ученого на другого, они тоже смотрели на него в упор. Фара пришел в себя первым.
— Мистическая философия не поможет в нашем деле. Давайте говорить конкретно. Отрицаете ли вы, что Хари Сэлдон легко разработал историческую тенденцию будущего, применяя простые методы психологии?
— Конечно же нет! — вскричал Хардин. — Но мы не можем полагаться на Сэлдона в таком вопросе. В лучшем случае он укажет нам на проблему, но если она имеет решение, мы должны найти его только сами.
Внезапно в разговор вмешался Фулхам:
— Что вы имеете в виду, говоря об указании на проблему? Мы и так ее видим.
Хардин резко повернулся к нему.
— Вы думаете, проблема Анакреона — единственная, о которой заботился Хари Сэлдон? Я не согласен! Говорю вам, господа, ни один из вас не имеет ни малейшего представления о том, что происходит на самом деле.
— Кроме, конечно, вас? — враждебно отозвался Пиренн.
— Думаю, да!
Хардин вскочил и отшвырнул кресло в сторону.
— Если в сложившейся ситуации и есть что-либо определенное, так это то, что происходят какие-то непонятные вещи. Ситуация не ограничивается одной только проблемой, она куда сложнее, чем мы можем себе представить. Задайте себе вопрос: почему получилось так, что среди первых жителей Основания не было ни одного первоклассного психолога, за исключением Бора Алурина. А он очень ревностно заботился о том, чтобы другие не узнали слишком много, и преподавал только одни основы.
Последовала короткая пауза, потом все тот же Фара спросил:
— Почему?
— Возможно, потому, что психолог смог бы разобраться в ситуации, понять, что к чему, и сделать это скорее, чем хотелось бы Хари Сэлдону. А так мы все время ходили в потемках, видя только проблески правды, не больше. Это ведь именно то, чего желал Хари Сэлдон.
Хардин резко рассмеялся.
— До свидания, господа! — Он вышел из комнаты.
Мэр Хардин жевал кончик своей сигары. Она давно потухла, но он глубоко задумался и ничего не замечал. Хардин не спал предыдущую ночь, и по всему было видно, что не придется уснуть и в следующую.
Он устало спросил:
— Все готово?
— Думаю, да.
Иоганн Ли подпер рукой подбородок.
— Как вам это нравится?
— Неплохо. Все следует проделать решительно, вы понимаете? Не должно быть никаких колебаний, нельзя давать им время осознать положение вещей. Когда приказывать уже придется нам, делайте все так, словно вы для этого были рождены и вам подчиняются просто в силу привычки. В этом вся суть переворота.
— Если даже Комитет будет колебаться…
— Комитет? Можете не обращать на него внимания. Послезавтра его значение в делах Терминуса не будет стоить и ломаного гроша.
Ли медленно кивнул головой.
— Все-таки странно, они ничего не предприняли, чтобы остановить нас. Ведь вы сами говорили — они что-то подозревают.
— Один только Фара. Иногда он заставлял меня нервничать. Пиренн подозревал меня с того самого момента, как я был избран. Но дело в том, что они никогда не обладали способностью понять, что к чему в действительности. Они признают только авторитеты и уверены, что император всемогущ уже потому, что он император. И они не сомневаются, что Комитет (только потому, что этот Комитет действует во имя императора) не может очутиться в таком положении, когда не посмеет отдавать приказания. Такая неспособность понять возможность заговора — наш лучший союзник.
Мэр тяжело поднялся с кресла и подошел к умывальнику.
— Они неплохие ребята, Ли, когда не занимаются ничем, кроме своей Энциклопедии. И мы присмотрим за тем, чтобы в будущем они занимались только ею. Они абсолютно беспомощны, когда речь идет об управлении Терминусом. А сейчас ступайте и дайте делу ход. Я хочу побыть один.
Хардин присел на угол стола и уставился на чашку с водой.
Великий Космос! Если бы он почувствовал ту уверенность, с которой говорит!
Флот Анакреона должен прибыть через два дня, а чем располагает он, мэр Хардин, кроме желания и полудогадок о том, что планировал Хари Сэлдон на эти пятьдесят лет? Ведь он не был даже самым обычным психологом — так, недоучка, пытающийся понять самый великий ум Галактики!
Если Фара прав, если вся проблема была только в Анакреоне, если Хари Сэлдон был действительно заинтересован только в создании Энциклопедии… тогда какой, черт возьми, ценой достанется ему затеянный переворот?
