Самое трудное – провести люден из лагеря к началу леса. Любое движение фиксируется спутником и передается на корабль. Немедленно последовал бы ракетный удар. У них был часовой промежуток времени, когда спутник будет находиться на противоположной стороне планеты. Это время должно вот-вот наступить, судя по данным, которые удалось получить у пленных. За час необходимо достигнуть леса и рассредоточиться в нем отдельными группами. Это был единственный шанс на спасение.
Гор сообщил, что все уже готово. Люди размещены на платформах и ждут. Человек двадцать, вооруженных бластерами, стояли наготове, ожидая сигнала.
– Поджигайте! – распорядился Сергей.
Те принялись полосовать лучами бластеров по строениям лагеря, которые мгновенно запылали.
– Теперь быстро!
Платформы взмыли и понеслись на максимально возможной скорости.
Сергей сидел на каких-то ящиках.
– Что здесь? – спросил он Гора.
Вместо ответа Гор протянул ему продолговатый предмет, который чем-то напоминал его охотничий карабин. Сходство завершало наличие оптического прицельного устройства. Но это был явно не бластер. Сергей повертел его в руках и, обнаружив нечто вроде обоймы, вытащил ее. Там были обыкновенные патроны, но со странными пулями. Пули были игольчатые и мягкие на ощупь. Его осенила догадка.
– Ты рассказывал, что тебя взяли в плен в бессознательном состоянии. Ты думал, что ранен, но не обнаружил потом раны. Так?
– Так, – согласился Гор.
– Остальных тоже так брали в плен?
– Да, большинство именно так.
– Так вот, тебя ранили этой пулей. У нас, на моей планете, такие пули применялись раньше для отлова диких зверей. Пуля содержит быстродействующее наркотическое вещество. Ранка получается совсем незаметной и не кровоточит. Но зверь сразу же засыпает, и его спокойно помещают в клетку. Понял?
– Так, может быть, их выбросить? – огорчился Гор.
– Напротив! Они нам могут здорово пригодиться. Меня вот что заинтересовало. Как мы узнали, свистуны попали на вашу планету случайно. Это очень хорошо. Связи с базой у них нет, и поэтому подкрепления они не получат. Но наличие таких ружей говорит о том, что их экспедиция заранее была рассчитана на то, чтобы отлавливать людей для известных нам уже целей. Понимаешь, их ни за что нельзя выпускать отсюда! Оставить их живыми – значит совершить тягчайшее преступление! Тебе трудно понять, но постарайся! Таких планет, как твоя, в космосе сотни тысяч! И, наверное, на тысячах из них стоят концлагеря, идет охота за людьми…
Если бы я мог, я не задумываясь, с чистой совестью уничтожил бы их логово вместе с их планетой-матерью, родившей таких ублюдков. Да что там планету, всю Галактику, если бы это было возможно! Это страшная зараза космоса! Что, если они придут и на мою планету?
Платформы начали тормозить. Лес был рядом.
Сергей посмотрел на часы. Эти часы вместе с его старой одеждой, охотничьим ножом и карабином он нашел на складе концлагеря. До восхода спутника оставалось десять минут. Успели, но надо было торопиться.
Уничтожив платформы, люди углубились в лес. Впереди шел отряд проводников, за ним цепочкой – остальные.
Прошло часа два. Двигаться было трудно, особенно впередиидущим и женщинам. Наконец деревья стали редеть, и беглецы выступили на обширную поляну, где решено было сделать первый привал. С момента захвата женского лагеря прошло всего четыре часа. Сергей мысленно поздравил себя с оперативностью.
Где-то вдали, заглушенные пространством, послышались взрывы. Это свистуны запоздало обстреливали лагерь и окружающую его местность.
Только сейчас Сергей почувствовал, как он устал. Он опустился на траву и лег на спину, положив голову на руки. Пока Гор и его помощники раздавали людям прихваченные в лагере пакеты с пищей, он решил немного отдохнуть. Только сейчас, когда напряжение спало, он подумал о возвращении домой через известный Гору Проход, но тут же отогнал от себя эту мысль. Пока не будет уничтожена команда космического корабля, он не имеет морального права покидать своих новых друзей, даже, если эта борьба займет годы. Ольгу можно будет поставить в известность, послав через Проход к ней кого-нибудь из элиан. Надо настраивать себя, решил он, на длительное пребывание здесь. А вдруг Проход исчезнет? Ему стало не по себе. Сколько он ни пытался найти научное объяснение возникновению Прохода, ему это не удавалось. Напряженная психически атмосфера лагерной жизни как-то приглушила в нем все остальное, что не было связано с планами побега и восстания. Теперь мысли, волна за волной, нахлынули на него. Невероятность случившегося с ним приключения только сейчас полностью дошла до его сознания. "Такое могло случиться, – думал он, – только на страницах научно-фантастического романа конца XX столетия, когда писатели-фантасты обращались с пространством и временем как им заблагорассудится".
Он забывал, что его четкие теоретические выводы по многомерности времени и многомерности каждого измерения привели бы в замешательство любого самого смелого фантаста того времени. Имея все качества лидера, он никогда не стремился к этому, а если становился им, то вынужденно, под давлением обстоятельств. Когда же вынудившая его к этому обстановка менялась, он отходил в сторону, охотно уступая лидерство другому. Будучи великодушным и по сути добрым, он становился жестоким, когда видел явное зло, и не успокаивался до тех пор, пока не уничтожал это зло и его источник, ни на минуту не колеблясь в выборе самых действенных средств, проявляя при этом исключительную быстроту действия и холодную рациональность. В других же случаях он охотно шел на компромисс и уступки, ничуть не заботясь о своей личной выгоде или интересах.
Эти свойства его характера нравились женщинам. Женщина каким-то шестым чувством безошибочно угадывает в человеке настоящего мужчину. Повелительный зов инстинкта, отработанный тысячелетиями эволюции, бросает ее в его объятия, руководствуясь какой-то высшей рациональностью, необъяснимой обычной человеческой логикой. Эта вечная загадка чувства будет всегда удивлять, восхищать, но никогда и никем не сможет быть объяснена, ибо разум человека недостаточно совершенен, чтобы понять и объяснить ее своими обычными категориями. Всякий рационализм в этом отношении, а тем более попытки анализа неизбежно приводят к драматизму, можно сказать, к поломке тонкого механизма чувств при помощи вмешательства грубого инструмента.
Сергей это понимал. И может быть, именно это так нравилось в нем женщинам. Что касается его самого, то его восхищение прекрасным никогда не сопровождалось элементами драматизма, который был чужд ему по самой своей природе, поскольку содержал в себе элементы насилия. А насилие, как ничто другое, вызывало у него чувство отвращения и ненависти.
