Найл изумленно моргнул. Спешившие впереди спутники сгинули. Присутствие их ощущалось по-прежнему, просто сами они сделались невидимыми. Пока он растерянно озирался, запах разлагающейся плоти усилился и по затылку его ударило что-то холодное и осклизлое, отчего он, запнувшись, полетел на четвереньки. Сзади за волосы цепко схватила чья-то рука, да так, что не повернуть головы. Странно, но другая конечность, нащупывающая сзади путь к его шее, ощущалась не как рука, а что-то вроде птичьей лапы. Вывернув назад руку, Найл что было силы схватился за льдисто-холодное, костлявое запястье. А повернув рывком голову, он увидел лицо: точнее, не лицо, а скорее череп с глазами, запавшими в глазницы.
Сзади его схватили за лодыжку. Страх придал силы, и Найл с коротким воплем вслепую лягнулся, вырвав тем самым ногу из цепких пут. Наконец удалось повернуться, и удар кулаком пришелся как раз по костистой образине, которая вынужденно выпустила его волосы. Тут, к облегчению и даже удивлению, нападавший рухнул наземь, и у Найла впервые появилась возможность рассмотреть у себя в ногах этот мешок смердящих костей с кладбищенской свалки.
Рядом шла ожесточенная схватка его невидимых спутников с мерзкого вида осклизлыми тварями, налетевшими откуда-то из-под моста. Та из них, что поближе — с паклей седых волос, — с неожиданной резвостью впивалась в свою незримую добычу, оседлав ее как всадник лошадь. Дернув проклятую за волосы, от омерзения Найл вскрикнул: волосы остались в руке вместе со скальпом, изнутри которого копошились жирные опарыши.
В ужасе от мысли, что его сейчас стащат с моста в зев бездны, Найл обратил взгляд на гигантскую фигуру тролля: неужели наседают и на него? В эту секунду последовала ослепительная вспышка, и в воздухе пахнуло озоном. Тролль стоял, властно расставя ноги, а правую руку вытянув перед собой. Раздался треск, и с конца его пальца сорвался еще один зигзаг напряженного огня, вмиг испепелив не успевшую приземлиться на камень гадкую химеру. Та лопнула как пузырь и исчезла, оставив за собой лишь шлейф гнилостной вони; как будто бы повара на дворцовой кухне у Найла приготовили что-нибудь несвежее.
Вид у увальня был поистине демонический: рот оскален, кривые зубы торчат. Не тролль, а прямо-таки бог разрушения. И всякий раз с вытянутого пальца срывался мгновенный огнистый зигзаг. Одну из крылатых тварей сразило всего в нескольких дюймах от Найла. Его самого тряхнуло как от тока, а лицо осыпало мелким сухим пеплом.
Не прошло и минуты, как все было кончено: из крылатой нежити не уцелело никого. От несносного смрада Найла затошнило и неминуемо вырвало бы, если б не медальон, вовремя повернутый под туникой: самочувствие тут же восстановилось, и тошнота унялась.
Более пристальный взгляд на тошнотворные груды, которые еще недавно алчно набрасывались на него и его спутников, дал понять, что это не скелеты, а именно трупы в активной стадии разложения. Их было с дюжину. На некоторых даже сохранились приставшие лохмотья; грубая текстура мешковины выдавала в них туники рабов.
Поспешая за своими вновь различимыми провожатыми, Найл чувствовал волной накатившую усталость. За несколько минут они перебрались на ту сторону моста, где, к удивлению Найла, хамелеоны в изнеможении попадали на каменистый пол, переводя дух. Что ж, теперь хотя бы нападение позади. Расслабиться подобным образом они позволили себе наверняка потому, что рядом черной статуей возвышался их могучий покровитель.
Найл никогда еще так не сожалел, что не может обратиться к попутчикам на человечьем языке. Страсть как хотелось узнать, что именно произошло и почему нападавшие имели вид гниющих рабьих трупов.
Припав лбом к поднятым коленям, он ощущал такое изнеможение, что не было даже сил повернуть под рубахой медальон. Тяжелый запах тлена полонил воздух, но Найл его сейчас и не замечал. Шею — а кстати, и лодыжку — жгло в том месте, где хваталась за них мертвая рука. Поглядев, Найл убедился, что кожа на икре вздута мелкими кровянистыми волдырями. Провел рукой по шее — то же самое. Незачем и гадать: изнеможенность связана с этими волдырями.
Найлу показалось, что прошла лишь секунда, когда кто-то тронул его за плечо; от неожиданности он чуть не вскрикнул. Оказалось, это лишь один из хамелеонов. Найл сообразил, что сморился дремотой; непонятно только, как долго это длилось. Усталость никуда не делась, и шея с лодыжкой пульсировали от боли. Но попутчики уже стояли. Хочешь не хочешь, а надо вставать и идти следом за ними.
По крайней мере земля под ногами была уже не такая жесткая; ковром стелился серый бархатистый мох. Туман висел над землей, напоминая о ночи, когда Найл с товарищами отправлялся из города жуков в поисках цитадели. Из-за усталости все происходящее было подернуто флером иллюзорности. Однако, судя по тому, с какой нарочитой бодростью вышагивали хамелеоны, цель похода была уже недалеко.
С четверть часа Найл шел как заведенный, следуя за передним провожатым. Затем путь пошел вверх, и они оказались в узкой лощине из голого камня, дно которой было гладкое, будто мощеное, хотя из-за узости двигаться надо было цепочкой. Троллю из-за его массивных ног приходилось труднее, чем остальным, но он все так же шел впереди, выдаваясь над покатыми склонами. Уловив, что все чего-то напряженно ждут, Найл сосредоточил внимание. Подъем был окончен.
Лощина подошла к концу, а впереди, подобно брезжившей заре, разливался свет. Они стояли на плоской вершине над озером, раскинувшимся на пару миль меж холмами. Найл, даже будь он один, понял бы, что это озеро священное, сам толком не зная почему.
По всей протяженности (исключение составляла сопка, на которой задержались путники) к его черным безмолвным водам тесно сходились холмы. Там, наверху, это озеро отражало бы всякое кочующее облачко с безупречностью зеркала. Здесь же оно словно излучало ореол таинственности.
С той поры как покинул свои родные стены в пустыне Северного Хайбада, Найл видел два поистине крупных водоема: соленое озеро Теллам и море. И то и другое в свое время искренне его изумили. Священное же озеро вселяло благоговейный трепет. Оно словно являло собой какой-то неимоверный секрет; казалось средоточием некой глубинной вибрации, которой вся его сущность вторила почтительным вниманием.
Тролль и тот, казалось, внимал. Застыв черным обелиском, он стоял так безмолвно, будто и впрямь обратился в камень. Что касается Найла, он готов был проводить здесь не только часы, но и, пожалуй, дни напролет. Он будто впитывал безмолвие, как пустыня впитывает дождь.
Наконец старший из хамелеонов повел немногочисленную процессию вниз. Наклонную плоскость устилал бархатистый серый мох, ступать по которому именно из-за его гладкости надо было осмотрительно. От Найла не укрылось, что в крутой части холма продолблен ряд небольших углублений с плоскими сиденьями и отвесными спинками, как в амфитеатре. Отсюда напрашивался вывод, что люди или какие-нибудь схожих размеров существа забираются сюда, чтобы созерцать дремливую озерную гладь.
