– Да, я знаю.
– А у этих ребят он есть. У твоих призраков.
– У них есть еще очень много всякой всячины, – ответил Максвелл. – Я и миллионной части не видел. Я познакомился лишь с некоторыми образчиками, которые выбирал наугад. Только чтобы убедиться в истинности их утверждений.
– Но одного я так и не могу понять, – сказал Оп. – Ты все время говоришь о планете. А как насчет звезды?
– Планета заключена в искусственную оболочку. Какая-то звезда там есть, насколько я понял, но с поверхности она не видна. Соль ведь в том, что звезда для них необязательна. Если не ошибаюсь, ты знаком с гипотезой пульсирующей вселенной?
– Типа «уйди-уйди»? – спросил Оп. – Та, которая взрывается, а потом снова взрывается и так далее?
– Правильно, – сказал Максвелл. – И теперь мы можем больше не не ломать над ней головы. Она соответствует действительности. Хрустальная планета – это частица вселенной, существовавшей до того, как возникла наша Вселенная. Видишь ли, они успели своевременно во всем разобраться. Они знали, что наступит момент, когда вся энергия исчезнет и мертвая материя начнет медленно собираться в новое космическое яйцо которое затем взорвется, породив новую вселенную. Они знали, что приближается смертный час их вселенной, который станет смертным часом и для них, если они не найдут какого-то выхода. И они создали планетарный проект. Они засасывали энергию и накопили гигантские ее запасы… Не спрашивай меня, как и откуда они ее извлекли и каким способом хранили. Но во всяком случае, она находилась в самом веществе их планеты, и потому, когда вся остальная вселенная сгинула в черноте и смерти, они по-прежнему располагали энергией. Они одели планету в оболочку, преобразили ее в свое жилище. Они сконструировали двигатели, которые превратили их планету в независимое тело, несущееся в пространстве, послушно подчиняясь их воле. И до того, как мертвая материя их вселенной начала стягиваться в одну точку, они покинули свою звезду, превратившуюся в черный мертвый уголь, и отправились в самостоятельное путешествие, которое длится до сих пор – обитатели прежнего мира на планете-космолете.
Они видели, как погибала их вселенная, предшествовавшая нашей. Они остались одни в пространстве, в котором не было ни единого намека на жизнь, ни единого проблеска света, ни единого биения энергии. Вероятно – точно я не знаю – они наблюдали образование нового космического яйца. Они могли находиться в неизмеримой дали от него, но все-таки его видеть. А в этом случае они видели и взрыв, положивший начало Вселенной, в которой теперь обитаем мы, – ослепительную вспышку, когда энергия вновь ринулась в пространство. Они видели, как зарделись первые звезды, они видели, как складывались галактики. А когда галактики окончательно сформировались, они отправились в эту новую вселенную. Они могли посещать любые галактики, обращаться по орбите вокруг любой приглянувшейся им звезды, а потом лететь дальше. Они были межгалактическими бродягами. Но теперь их конец недалек. Планета, я думаю, еще на полном ходу, так как машины, снабжающие ее энергией, работают по-прежнему. Наверное, для планеты тоже существует свой предел, но до него еще далеко. Однако сами они, как раса, утратили жизнеспособность, хотя хранят в своем архиве мудрость двух вселенных.
– Пятьдесят миллиардов лет! – пробормотал Оп. – Пятьдесят миллиардов лет познания мира!
– По меньшей мере, – сказал Максвелл. – Вполне возможно, что срок этот гораздо больше.
Они умолкли, пытаясь охватить мыслью эти пятьдесят миллиардов лет. Огонь в очаге потрескивал и что-то шептал. Издалека донесся бой курантов консерватории, отсчитывающих время.
Максвелл проснулся оттого, что Оп тряс его за плечо.
– Тут тебя желают видеть!
Сбросив одеяло, Максвелл спустил ноги с кровати и начал нащупывать брюки. Оп сунул их ему в руку.
– А кто?
– Назвался Лонгфелло. Отвратный надутый тип. Он ждет снаружи. Явно боится войти в хижину из опасения инфекции.
– Ну, – так пусть убирается к черту! – объявил Максвелл и потянулся за одеялом.
– Нет-нет, – запротестовал Оп. – Я выше оскорблений. Чихать я на него хотел.
Максвелл влез в брюки, сунул ноги в ботинки и притопнул.
– А кто он такой?
– Не имею ни малейшего понятия, – ответил Оп.
Максвелл побрел в угол к скамье у стены, налил из ведра воды в таз и ополоснул лицо.
– Который час? – спросил он.
– Начало восьмого.
– Что-то мистер Лонгфелло торопится меня увидеть!
– Он там меряет газон шагами. Изнывает от нетерпения.
Лонгфелло и правда изнывал.
Едва завидев Максвелла в дверях, он бросился к нему с протянутой рукой.
– Профессор Максвелл! – воскликнул он. – Как я рад, что отыскал вас. Это было нелегко. Но мне сказали, что я, возможно, найду вас здесь, – он посмотрел на хижину, и его длинный нос чуть-чуть сморщился. – И я рискнул.
– Оп, – спокойно сказал Максвелл, – мой старый и близкий друг.
– Может быть, прогуляемся немного? – предложил Лонгфелло. – Удивительно приятное утро! Вы уже позавтракали? Ах да! Конечно же нет!
– Если бы вы сказали мне, кто вы такой, это значительно упростило бы дело, – заметил Максвелл.
– Я работаю в ректорате. Стивен Лонгфелло, к вашим услугам. Личный секретарь ректора.
– Вы-то мне и нужны! – сказал Максвелл. – Мне необходимо встретиться с ректором, и как можно скорее.
Лонгфелло покачал головой.
– Могу сразу же сказать, что это невозможно.
Они неторопливо пошли по тропинке, ведущей к шоссе. С могучего каштана, осенявшего тропинку, медленно слетали листья, отливавшие червонным золотом. Дальше на фоне голубого утреннего неба багряным факелом пылал клен. И высоко над ним к югу уносился треугольник утиной стаи.
– Невозможно. – повторил Максвелл. – Это звучит как окончательный приговор. Словно вы обдумали мою просьбу заранее.
– Если вы хотите что-нибудь сообщить доктору Арнольду, – холодно проинформировал его Лонгфелло, – вам следует обратиться в соответствующие инстанции. Неужели вы не понимаете, что ректор чрезвычайно занят и…
– О, я это понимаю! И понимаю, что такое инстанции. Отсрочки, оттяжки, проволочки, пока твое дело не станет известно всем и каждому!
– Профессор Максвелл, – сказал Лонгфелло, – я буду говорить с вами откровенно. Вы человек настойчивый и, мне кажется, довольно упрямый, а с людьми такого типа обиняки ни к чему. Ректор вас не примет. Он не может вас принять.
– По-видимому, из-за того, что нас было двое? И один из нас умер?
– Все утренние газеты будут этим полны. Гигантские заголовки: человек воскрес из мертвых! Может быть, вы слушали вчера радио или смотрели какую-нибудь телевизионную программу?
