Ознакомительная версия.
— В принципе можно, но кратчайший путь к оптимуму всегда лежит строго на север. Любое угловое отклонение означает, что придется преодолевать большее расстояние.
Я не совсем понял Мальчускина, но чувство безотлагательности нашей работы начало захватывать и меня.
— Одно хорошо, — продолжал наставник. — Завтра мы распростимся с этой бандой мартышек. Разведчики обнаружили на севере крупное поселение, и тамошние жители отчаянно нуждаются в работе. Вот таких я люблю. Чем они голоднее, тем старательнее — в первую неделю по крайней мере.
Работа шла весь день, да и вечером мы вкалывали до самого заката. Мальчускин и другие гильдиеры-путейцы подгоняли рабочих все более злыми и забористыми ругательствами. Признаться, у меня не оставалось ни сил, ни времени хотя бы обернуться на ругань: гильдиеры и сами, и я вслед за ними трудились не покладая рук. К тому часу, когда мы добрались до хижины, я был совершенно измотан.
Утром Мальчускин поднялся ни свет ни заря, наказав мне вывести Рафаэля и всю бригаду на работу так рано, как только получится. Прибыв на место, мы застали Мальчускина и трех других путейцев ожесточенно спорящими с гильдиером, ответственным за канаты. Как мне и было велено, я поставил Рафаэля с его подчиненными работать на путях, хотя спор возбудил во мне любопытство. Но Мальчускин, вернувшись, не обмолвился на этот счет и словом, а с яростью набросился на очередной рельс, покрикивая на бригадира. Пришлось дожидаться неблизкого перерыва, чтобы выяснить, в чем дело.
— Движенцы, черт их побери! — зло сказал он. — Им не терпится начать перемещение прямо сейчас, хотя пути еще не уложены.
— Как же так?
— А вот так. Мол, пройдет не меньше часа, прежде чем Город поднимется на гребень, а за это время можно докончить последний участок. Мы воспротивились их затее.
— Почему? Вроде бы вполне логично.
— Логично-то логично, только нам пришлось бы работать под канатами. А канаты натянуты как струны, особенно когда Город тащат на подъем.
— Ну и что?
— Тебе пока еще не случалось видеть, как лопается канат? — Вопрос был явно риторический: до сей поры я и не ведал, что город тащат на канатах. — Раздается звук, как от выстрела, и тебя перерезает пополам прежде, чем ты этот звук услышишь, — закончил Мальчускин мрачно.
— И что же вы решили?
— Нам дали час, чтобы закруглиться, а потом они начнут перемещения, невзирая ни на что.
Оставалось уложить три плети рельсов. Мы дали людям еще несколько минут отдыха, а затем возобновили работу. Поскольку на небольшом участке теперь сосредоточились усилия четырех гильдиеров и их бригад, дело двигалось быстро, и все равно прошел почти час, прежде чем мы закрепили последний стык. Мальчускин с удовлетворенным видом дал движенцам отмашку, что все в порядке. Мы собрали свои инструменты и отнесли их в сторону.
— Что теперь? — поинтересовался я.
— Теперь будем ждать. Я пойду в Город передохнуть. А завтра начнем все сначала.
— А мне что делать?
— На твоем месте я бы остался здесь посмотреть. Тебе будет интересно. Кроме того, надо заплатить рабочим. Попозже я пришлю сюда кого-нибудь из меновщиков. Пригляди за ними, пока он не подоспеет. Утром я вернусь.
— Хорошо, — сказал я. — Что еще?
— Да в общем ничего. Во время перемещения вся власть здесь принадлежит движенцам, так что, если они прикажут тебе прыгать, прыгай. Может, им понадобится какая-то помощь на путях — будь под рукой. Но, думаю, с путями все в норме. Их уже проверяли.
Покинув меня, он двинулся к своей хижине. Вид у него был очень усталый. Наемные рабочие разбрелись по баракам, и вскоре я оказался предоставленным самому себе. Брошенная Мальчускиным вскользь фраза о лопающихся канатах встревожила меня, и я уселся на землю на расстоянии, какое счел безопасным.
Вокруг опор не осталось почти никого. Канаты, закрепленные на всех пяти опорах, вяло свисая, тянулись по земле параллельно рельсам. Затем к опорам подошли два движенца, видимо, для последнего осмотра.
Из-за гребня холма появился отряд строем по два, двигавшийся в нашу сторону. С такого расстояния было не разобрать, кто это, но через каждые сто ярдов от него отделялось по человеку, который замирал подле путей. Чуть позже до меня дошло, что это стражники, к тому же при арбалетах. Когда отряд добрался до опор, от строя осталось лишь восемь человек, которые встали вокруг них, изображая полную боевую готовность. Через несколько минут один из стражников направился ко мне.
— Ты кто такой? — рявкнул он.
— Ученик Гельвард Манн.
— Что ты тут делаешь?
— Мне приказано присутствовать при перемещении.
— Ладно, оставайся здесь, только не подходи близко. Много здесь мартышек?
— Думаю, десятков шесть.
— Это те, что работали на путях?
— Те самые.
Он усмехнулся.
— Ну, эти слишком выдохлись, чтобы вредить. Но если они все-таки затеют какую-нибудь пакость, дай знать.
Он отошел и присоединился к своим коллегам. Какую такую пакость могли затеять наемные рабочие, было мне совершенно неясно, но самое большое недоумение вызывало отношение к ним стражников. Оставалось только предположить, что когда-то кто-то из «мартышек» каким-то образом повредил пути или канаты. Но чтобы люди, с которыми мы работали бок о бок, пошли против нас? В это я при всем желании не мог поверить.
Стражники, стоявшие вдоль путей, несомненно находились в опасной близости к канатам, но, казалось, не обращали на это внимания. Они терпеливо вышагивали взад-вперед, и каждый вымеривал свой отрезок рельсов, не заходя на соседний.
Тем временем два движенца, закончив осмотр, укрылись за железными щитами, поставленными позади опор. Один держал в руках большой флаг, другой поднял к глазам бинокль и неотрывно глядел на гребень. Там, у конструкций с колесами-шкивами, появился еще один человек. По примеру движенцев я тоже устремил взор на него. Насколько я мог судить на расстоянии, он стоял к нам спиной — и вдруг повернулся лицом и взмахнул флагом. Его взмахи были широкими и ритмичными, флаг описывал полукруги над землей. Движенец, тоже с флагом, вышел из-за щита и повторил сигнал.
Еще секунд десять — и я заметил, как канаты медленно-медленно поползли по земле в сторону Города. Шкивы на гребне начали вращаться, выбирая слабину. Потом канаты один за другим напряглись и замерли, хотя почти не приподнялись над почвой. Вероятно, они прогибались под собственной тяжестью — ведь у самых опор они теперь висели в воздухе.
— Даю добро! — закричал человек у опор, и тотчас же его коллега взмахнул флагом над головой. Человек на гребне повторил сигнал, затем стремительно бросился куда-то вбок и пропал из виду.
Ознакомительная версия.
