Ознакомительная версия.
Этцвейн отвечал дрожащим голосом, стараясь придать ему серьезность и убедительность: «Я ничего не крал, уважаемый господин. Только чуть-чуть проехался на фургоне».
«Значит, украл, ежели не платил за проезд! — заявил погонщик. — Сам признался. Давай, пошли!»
Этцвейн отпрянул: «Пошли — куда?»
«Туда, где научишься дело делать, а не шляться без толку. Тебе только на пользу пойдет».
«У меня есть дело! — закричал Этцвейн. — Я музыкант! Видите? Вот мой хитан!»
«Без ошейника ты никто. Пошли, не завирайся».
Этцвейн попробовал было дать стрекача, но погонщик поймал его за воротник. Этцвейн отбивался и брыкался. Погонщик вкатил ему затрещину и отстранил, удерживая за грудки: «Ну-ка тихо — душу вытрясу! Смотри у меня!» Он рывком потащил Этцвейна за собой. Лямка хитана соскользнула — инструмент упал на мостовую, шейка грифа отломилась.
Этцвейн сдавленно крикнул, с ужасом глядя на сплетение струн и жалкие обломки. Погонщик схватил его за руку и затащил в склад, где за игровым столом сидели четверо. Трое были погонщики, четвертый — круглолицый шем в конической соломенной шляпе, сдвинутой на затылок.
«Бродяжка, рылся в кузове, — сообщил обидчик Этцвейна. — Смышленый, шустрый парень. Заметьте, ошейника нет. Пора ему помочь, наставить на путь истинный, как вы считаете?»
Игроки молча смерили Этцвейна глазами.
Один из погонщиков крякнул, собирая кости в стаканчик: «Отпусти заморыша. Нужна ему твоя помощь, как корове седло!»
«Ты неправ, однако! Каждый гражданин государства обязан трудиться — разве не так, посредник? Что скажешь, гражданин посредник?»
Шем откинулся на спинку стула и сдвинул шляпу еще дальше — непонятно было, как она держалась: «Не дорос еще, и упрямец — сразу видно. Но работу всегда можно подыскать, был бы человек. В Ангвине, например, рук не хватает. Двадцать флоринов?»
«Так и быть, чтоб поскорее сбыть — по рукам!»
Шем тяжело поднялся на ноги, подал знак Этцвейну: «Пошли».
Этцвейна заперли в темной каморке почти на весь день, после чего шем отконвоировал его к фургону и отвез на станцию воздушной дороги в полутора километрах к югу от Карбада. Через полчаса появилась летевшая на юг гондола «Мизран» — с надувным парусом поперек ветра, свистя роликами каретки по пазовому рельсу. Увидев закрытый семафор, ветровой ослабил передние тросы, позволив парусу свободно повернуться — почти не подгоняемая ветром гондола потеряла ход. В трехстах метрах перед станцией остановщик зацепил ходовую каретку крюком-карабином якорного каната и налег на рукоять барабанного тормоза. Гондола остановилась, покачиваясь в воздухе. Остановщик зафиксировал ролики задней тележки каретки якорным болтом. Распорную штангу между тележками отсоединили, тягловые канаты продели в проушины-карабины на передней тележке каретки. Свободную переднюю тележку оттащили дальше на юг по пазовому рельсу — гондола опустилась на землю.
Этцвейна препроводили в гондолу и отдали под надзор ветрового. Переднюю тележку откатили назад по рельсу, тележки соединили распорной штангой — гондола снова поднялась на крейсерскую высоту. Удалив якорный болт, освободили заднюю тележку. Передняя тележка, распорная штанга и задняя тележка составляли ходовую каретку десятиметровой длины. «Мизран» двинулся вперед. Ветровой подтянул лебедками передние тросы управления, надувной парус изогнулся поперек ветра. Каретка, набирая скорость, засвистела по пазовому рельсу. Карбад остался позади.[14]
Для Этцвейна мир снов наяву разбился в дребезги, безвозвратно потерялся, поблек, как прошлогодние цветы. Он кое-что слышал об участи воздушнодорожных бурлаков, об их тяжелой однообразной работе, выполнявшейся под принуждением безвыходности. В принципе свободный человек, бурлак редко выплачивал крепостной долг. Положение Этцвейна было хуже — без ошейника у него не было статуса, он не мог никуда обратиться с просьбой о заступничестве, начальник участка мог назначить ему долг любого размера. После этого, надев ошейник, Этцвейн должен был отрабатывать долг, а неуклонное соблюдение условий крепостного контракта обеспечивалось Человеком Без Лица. Предчувствие рабства давило, как камень на груди. Оглушенный, опустошенный, Этцвейн плохо воспринимал происходящее.
В самой глубине сознания, однако, уже кричал гневный голос: он убежит! Он надул хитрецов-хилитов, а бригадира бурлаков и подавно оставит с носом. Что говорила Эатре? «Преодолевай препятствия, не смиряйся с поражениями!» Никогда он не позволит принести себя в жертву чему бы то ни было! Даже со взрывчатым ярмом на шее он доберется до Гарвия и потребует от Человека Без Лица справедливости к себе и к матери, потребует ужасного наказания варвару, сломавшему хитан. Пусть он не догадался запомнить цветовой код погонщика — бледное чернобородое лицо никогда не забудется!
Приободренный ненавистью и решимостью, Этцвейн постепенно начал интересоваться гондолой и пейзажем — распаханными пологими холмами, подернутыми рябью ячменя, цилиндрическими каменными загонами для скота, башенными зерновыми бункерами, неизбежными пивоварнями с пузатыми стеклянными резервуарами.
После полудня подул юго-западный бриз. Ветровой повернул парус круче к ветру, подтягивая лебедкой передний трос. Гондола стала опускаться. Чтобы увеличить подъемную силу, ветровой отрегулировал уздечками наклон паруса. «Мизран» пушинкой взмыл в прозрачную высь.
Волнистые ячменные поля сменились крутыми каменистыми отрогами, испещренными густыми зарослями голубого и темно-оранжевого терзовника — из него ахульфы вырезали свое нехитрое оружие. На юге, увенчанный редкими облаками, все ближе громоздился Хван — великий центральный хребет и водораздел Шанта. Вдоль отрогов Хвана тянулась продольная континентальная воздушная магистраль. Ближе к вечеру «Мизран» стал подниматься в горы, затаскивая каретку по круто бегущему вверх пазовому рельсу, и через пятнадцать километров достиг северной станции Ангвинского узла. Бурлацкая бригада прицепила передние тяги к пристяжным серьгам полуторакилометрового бесконечного привода — натянутого деревянными шкивами каната, позволявшего одновременно буксировать гондолы в противоположных направлениях. Приводным шкивом служил ворот, вращаемый бурлаками. «Мизран» со степенной медлительностью приблизился к Ангвинской развязке, где северная ветка соединялась с продольной континентальной магистралью. Тяги гондолы подсоединили к еще одному бесконечному канату, подвешенному над головокружительной пропастью, и «Мизран», наконец, спустился на землю у центральной станции Ангвина.
Ознакомительная версия.
