Дуня процокала через весь проход и скрылась за дверью.
Папа резко перестал прыгать и, повернув ухо в сторону Жени, сделал вид, что прислушивается.
— Ишь, какой хитренький! — неодобрительно сказал он. — Думаешь: «Пусть шпендрик выдаст намерения этого бабника Слинько, и разговор пойдет не только о его научной деятельности, но и моральном облике. Тогда он уж точно в замы не прорвется, а назначат, скорее всего, Федю. А мы однокашники. А при своем заме уже можно жить». Нет! И не надейся! — Папа нахмурился. — Не буду я в угоду тебе разоблачать своего родного папочку!
— Дайте мне его на пятнадцать минут! — попросил Женя. — И я узнаю, какая сволочь его подучила!
— А-а! — Папа погрозил пальчиком Жене. — Хочешь надрать мне уши, запугать, а потом объявить, что меня подучил Леонид Васильевич? Чтобы отомстить ему за отрицательную рецензию?!
— Не выйдет! — взвился Леонид Васильевич — самый склочный в институте тип, которого год назад с большим трудом сослали в Занзибаровский филиал. — Мне все равно, кто его подучил, но пора разобраться с вами со всеми по-крупному!
— Нет, Леонид Васильевич, успокойтесь! — крикнул Папа. — Здесь вы не правы! Честное слово, ни один из них ни разу не подумал, что если вас загнали в эту дыру, то вы будете молчать. Наоборот, они все считают, что теперь-то уж вам терять нечего. И для каждого из них вы являетесь грозным и удобным в управлении оружием против противника.
Лысый зааплодировал. К нему присоединились еще несколько человек.
— Ах, я еще и оружие?! Даже орудие?! — Леонид Васильевич обвел зал тяжелым и подозрительным взглядом. — Так я, позвольте заметить, оружие обоюдоострое!
— Ух, как здорово! — заорал Папа. — Ух, как мысли у всех забегали!!! А у вас, дядя Петя, быстрее всех! Даже понять сразу трудно…
То, что до сих пор у него еще были какие-то тормоза, Папа понял только сейчас — когда они исчезли.
— Ох и мысли у всех пошли! — рванул он майку на груди. — Буду сейчас их вслух читать! Все! Всем! Каааааааааааайф!!!
Мысли Петрина действительно мелькали с лихорадочной быстротой — дело заходило слишком далеко. Контроль за течением Совета он утратил, в любой момент могло произойти что угодно, а ответственность за все происходящее возложена на него. Пора было распорядиться вышвырнуть пацанов из зала. Петрин уже открыл рот, но тут мелькнула мысль: «Есть повод потянуть время, окончательно разобраться со Слинько, продумать ходы, „отлежаться“». Петрин закрыл рот, задумчиво пожевал губами и объявил, что поскольку рабочий день заканчивается, заседание Совета будет продолжено завтра.
Папа сжал кулачки и чуть не заплакал. Это же был его звездный час! Лучшее мгновение в обеих его жизнях. Наконец-то детское и взрослое «я» слились воедино. Сколько раз мечтал Папа на подобных чинных пустых собраниях сказать правду и возмутить спокойствие — всегда что-то мешало. И вот, когда это почти удалось, его сшибли на взлете одной фразой.
В отчаянии Папа пытался объявлять мысли выходивших из зала, но всего, что он добился — была маленькая пробка в дверях. Скакать козлом по опустевшему залу было неинтересно. Сын хмуро восседал в президиуме, отводил взгляд.
— Ну, как я их? — заискивающе спросил Папа.
— Хочу кушать! — угрюмо ответил Сын.
Когда Папа и Сын подошли к магазину, шел уже седьмой час. На улочке змеился хвост очереди из сосредоточенных мужчин. Не слышно было ни ругани, ни пустых разговоров. В магазине ворочалась плотно вбитая толпа.
— Папа, спой, как в автобусе! — потребовал Сын. — А то я умру от голода. Давай, тебе яблоко дадут или конфетку.
— Ты что? — испугался Папа. — Там я просто шутил. Так делать нельзя.
— Но яблоко же с яйцом ты взял. И деньги тоже… Пошути и сейчас!
— Мы же не попрошайки, — Папа судорожно искал аргументы. — Человек должен питаться на честно заработанные деньги!
— А ты честно пой!
— Не буду!
— Тогда я буду. Я тоже такие песни знаю:
Цыпленок жареный, цыпленок пареный!
Цыплята тоже хочут жить…
— Эй, анархисты! — окрикнул с газона Яша Шикун. Он сидел на траве рядом с неопрятного вида субъектом с пульсирующим кадыком. — Как там говаривал князь Кропоткин? «Хлеба и воли»?
— Хлеба и водки! — заржал неопрятный.
— Так что вам надо? — продолжил Шикун. — Хлеба или воли?
— Хлеба, — сказал Сын.
Шикун смутился:
— Обождите, сейчас принесут.
Из толпы выскользнул вертлявый тип лет тридцати и ринулся к Шикуну, прижимая к груди две бутылки и сверток.
Шикун выделил детям полбулки и по «Гулливеру». Неопрятный профессионально вдарил бутылку ладонью по дну. Дети и взрослые расположились на газоне, забыв друг о друге.
Сына что-то мучило. Наконец, он наморщил лоб и спросил:
— Папа, а вот те люди в зале… Ты вместе с ними работаешь?
Папа помолчал и сказал:
— Да.
— Теперь буду плохо учиться, — сообщил Сын.
— Почему?
— Ну, это же были ученые… А мама говорит: «Будешь хорошо учиться, станешь ученым».
Блестя глазками, к ним подошел Вертлявый:
— Вундерсенсы! А слабо вам без очереди бутылку взять? Это вам не мысли читать, экстракинды…
— Не тронь мальчиков! — оборвал Шикун. — Это на мне.
Он двинулся, как ледокол, рассекая выдвинутым вперед животом сбившуюся в толпу очередь. У двери его попытались задержать.
— Участник войны! — бросил Шикун и исчез за дверью.
Толпа заворчала ему вслед:
— Водка — не предмет первой необходимости. Мог бы и постоять.
— Это кому как…
— На какой это он войне был, такой молодой? Ничего святого!
— Да мало ли на какой…
С появлением Шикуна, державшего бутылку как скипетр, все разговоры прекратились. Шикун причалил к родному берегу и королевским жестом протянул бутылку Вертлявому. Тот суетливо начал сдирать пробку зубами. Неопрятный забрал бутылку и снова продемонстрировал мастерство.
— Яков Иванович, так вы, оказывается, ветеран войны? — подобострастно начал Вертлявый.
— Мальчик! Это называется массовый гипноз.
— Зря мы взяли эти «Гулливеры». — Сын пнул смятый фантик. — Папа, скажи, а когда ты был взрослым, ты тоже был таким, как все эти?
— Нет, конечно, — и прежде, чем Папа успел переключить внимание облегченно улыбнувшегося Сына, тот спросил уже по инерции:
— А чем ты от них отличался?
Чем дольше тянулась пауза, тем сильнее вытягивалось лицо Сына.
— Тем, что никогда не врал, — сказал он с горькой усмешкой.
Рядом допили бутылку и Неопрятный попробовал повторить маневр Шикуна. Сеанс массового гипноза на этот раз не удался. Толпа проглотила Неопрятного, но тут же брезгливо выплюнула.
