Маш пригладил торчащие на затылке патлы и заговорил тоном лектора:
— Подробный план знает Чарли. Смысл таков — первый прыжок вы производите просто от греха подальше, вдоль канала на расстояние в три световых месяца. Там ложитесь в дрейф, в спокойной обстановке совершенствуете навыки, изучаете матчасть. В первую очередь оборудование для изучения канала и оружие. Этого вам не успели рассказать. За это время мы успеем снабдить вас дополнительным продовольствием и новыми планетарными модулями типа «Тунгус». Еды вам, правда, и без того хватит не меньше, чем на полтора года, но всё же, всё же. Для этого нужно восстановить грузовую кабину на базе.
Круглый перебил:
— Скажите, Дмитрий Матвеич, что сейчас творится на Луне? У меня постепенно складывается впечатление, что всё рухнуло, а мы тут, как ни в чём не бывало, сидим и болтаем.
— Трудно сейчас не только на Луне. Аварии преследуют нас повсюду. По-видимому, людей можно обезопасить, избавив их от техногенного окружения Проекта, — он заметил, что Димка собирается ещё что-то сказать. — Нет. Сначала мы сделаем всё, что возможно, для экспедиции, а потом будем спасаться. Мы должны вложить как можно больше сил в наш последний рывок. Я ответил?
— Да, — подтвердил Димка очень серьезно.
Тут я понял, что делает этих людей похожими между собой. Эти трое, как и Корнилов, — часть системы, ее функции. Сохранив человеческие эмоции, они потеряли своё «я». Очень мне захотелось узнать, что это — обычный фанатизм или доведённый до абсолюта прагматизм. Работают они за идею, или ими движет понимание, что бездействие смерти подобно? Ситуации исходно диаметрально противоположные, а результат один — люди-функции. Маш говорил ещё минут двадцать, мне всё время хотелось начать конспектировать, но, слава богу, у нас есть Чарли с его бездонной памятью.
— На всё про всё мы планируем потратить не больше недели. Времени на сон у вас почти не будет, но проблема решается с помощью гипнодопинга. Мы через пятнадцать минут покинем вас, вот только посмотрим из рубки на космос. — Дмитрий Матвеевич замялся. — Понимаете, мы трое раньше даже на Луне не были. Уж простите мне эту слабость.
Проснувшийся скептик начал, было, язвить: вот, мол, учись втираться в доверие. Посмотрите — мы такие же, как вы, сопливые романтики. Но интуиция мне подсказала, что саморазоблачение не есть психологический трюк. Да и зачем? Зачем им наше сочувствие с пониманием, если мы и без того никуда не денемся.
Когда начальство чинно удалилось, первым молчание нарушил Мирон:
— Я бы тоже воспользовался на их месте служебным положением. Ведь сегодня, вполне возможно, их последний шанс. Они страшно рискуют, нулёвка нестабильна, а с Луны они уйдут последними, гарантию даю. Я в проекте седьмой год, знаю, какие они — генералы проекта.
— Так-с, предлагаю отставить торжественно-похоронный тон, а то мы так не дотянем до генерального сражения. Чарли, ты чего молчишь? Рассказал бы, что ли, анекдот, — Круглый озвучил мои подспудные мысли.
— Ну, ты прямо Ржевский. Петрушка! Каламбур! — Мирон уловил перемену настроения.
Мне же пришлось заметить:
— Сначала проводим гостей. Предлагаю выглядеть серьёзно, так, чтобы на лицах отражалось полное понимание ответственности и глубокая озабоченность. Все каламбуры после.
XII
Трое генералов скрылись в боксе нулёвки, и через несколько секунд Чарли сообщил о подтверждении штатного финиша на базе. Мы направились в рубку, где продолжал нести вахту Иван. Рубка управления Большого Друга представляет собой овальное помещение, в котором свободно разместились пять кресел экипажа. «Запасные» кресла предназначены для полётов с инструкторами. Убирать их никто не собирался до завершения нашего ученья, а теперь они так и останутся в рубке насовсем.
Впервые попадая сюда, пугаешься почти до обморока — кажется, что шагнул прямо за борт, в пустоту. Стен в рубке нет, есть проекция кругового обзора, вернее, сферического. Зрелище не для слабонервных — звёздная бездна и Ваня в кресле капитана. Ест бутерброд и запивает из кружки чем-то интенсивно парящим.
— Нарушаем? — это я «командный голос вырабатываю».
— Никак нет! — с набитым ртом отвечал шеф-пилот. — В случае невозможности смены имею право принимать пищу на посту. Да и что ещё прикажете делать? В смысле, что прикажете, то и буду.
Димка некоторое время озирался, потом спросил:
— А Юпитер-то где?
Иван развернул кресло и ткнул пальцем в сторону блестящего диска размером не больше яблока:
— За Солнцем не видать. Я тоже хотел глянуть, но приказ был, рвать в другую сторону. Вот я и рванул. А потом почти сутки ждал, когда починят нулёвку. Хорошо хоть Чарли развлекал, как мог.
Прямо на фоне какого-то звёздного скопления появилась физиономия в котелке и с усиками:
— Я старался, рад, что был полезен. — Он приподнял котелок и исчез.
— Ну, так. Приказ простой — учи нас, шеф… — приступил я к исполнению обязанностей, — но сначала давай выйдем в заранее намеченную точку, а затем проверим нулёвку. Если всё с ней нормально, начинаем тренинг. Приступаем.
Иван молча вышел, держа в руке кружку, вернулся через минуту, уже без неё. В коридоре, что ли оставил?
Мы заняли места по расписанию — в центре Димка, слева от него я, справа Мирон. Стратов занял инструкторское кресло, что стоит чуть в стороне от наших.
— Чарли, расчет прыжка в точку «Ожидание» готов? Доложить формально, — приказал я в соответствии с полетным регламентом.
— Расчёт готов. На ориентацию требуется двадцать секунд. Накопитель полон, генератор в резонансе. Жду приказа «на старт».
— На старт.
Звёзды резко крутнулись вокруг нас, корабль занял стартовую позицию.
— К старту готов.
Я оглядел рубку, сделав полный оборот в кресле. Произнёс заветное:
— Старт!
Неуловимо краткий миг абсолютной черноты и всё — прыжок завершён. Изображение на проекторах почти не изменилось, лишь диск Солнца исчез, превратился в обычную звезду.
— Эх, мать чесная! Забыл сказать «поехали!», — посетовал Димка.
— Ничего, я про себя сказал, — успокоил Мирон и занялся аппаратурой, развернув консоль с невразумительными для посторонних цифрами и графиками.
Мы повернулись к нему, ждать пришлось минут десять. Наш главный научный сотрудник беседовал с Чарли на языке, понятном только им двоим. Наконец он снял гарнитуру и огласил результат:
— Ну вот, попадание точное. До канала около пятидесяти миллионов километров, обратите внимание налево по курсу.
На фоне звёзд засветилась зелёным ажурным контуром тонкая, как карандаш, труба — канал порчи, наша путеводная нить. Мирон поменял изображение на консоли, вновь нацепил гарнитуру, принялся негромко отдавать приказания, в сторону канала устремились три неяркие искорки — навигационные зонды, необходимые для коррекции курса. На этом пока что активные действия исчерпались.
