– Не хочу вас задеть, – наконец осторожно проговорил человек из Клана.
– Но мне кажется странным, что вы… что вы застряли в Кемпере. Вы могли бы начать все заново, например, в Турневе.
– Почему я этого не хочу? – вопросил поэт. – А вы как думаете?
И взгляд его обратился к двери над лестницей.
– Она привлекательна по-своему, но… – Иерн решил не продолжать.
– Во мне обитает демон, – пробормотал Плик. – А в ней – богиня. К тому же христианин во мне скорбит о ереси, в которую впали мои брежадские друзья… Иногда она позволяет мне спать с ней. – Он коротко хохотнул и поглядел на пилота. – Она права, я действительно изображаю осла, проговорил он. – И опять только что сделал это. Давайте поговорим теперь о вас?
– К тому, что вы слыхали обо мне, – ответил Иерн, отчасти сознательно, – добавить почти нечего.
– Всему есть место. – Плик повел рукой. – Не только таким блестящим вещам, как ваш полет в сердце урагана в позапрошлом году; как ваш отец, которого сеньоры Кланов, вероятно, выберут Капитаном Скайгольма, когда умрет старый Тома Сарк: есть место и легендарному уважению, которым вы пользуетесь среди пейзан Ар-Мора и, насколько мне известно, повсюду. Вы командуете аэробатической планерной эскадрильей Погодного Корпуса; ваша блестящая общественная жизнь… нет, я даже не буду говорить о вашем лидерстве в таких важных вопросах, как доброта к животным или ваше широко известное мнение, что геанство угрожает Домену. Оставим все это. Мне очень хочется побывать в вашем обличье: понять, какова Земля из Скайгольма – там внизу – в целых тридцати километрах.Как можно верить, что аним самого Чарльза Таленса может однажды передаться тебе, сливаясь с той чередой предков, которые и без того уже обитают в вас. Хочется знать, как вы, аэрогены, и ваша могучая цитадель стали не только правителями и стражами цивилизации, а ее основным мифом. Ведь каждое жизнеспособное общество несет в себе миф, иначе оно – живой труп и незамедлительно падет на землю…
– О-й-и-й! – визг пригвоздил пышные речи поэта к столу. Мужчины посмотрели на Сеси. Незамеченная, она вернулась из отхожего места и замерла на площадке, вся превратившись во внимание. – Ох, так вы святой! Вы Талоне Иерн Ферлей? она сбежала по лестнице и бросилась перед столам на колени. – Ах, сэр, ах, сэр!
«Ох, черт», – подумал Иерн.
Хотя… впрочем, с этим Пликом приятно было поговорить – быть может, лучше на трезвую голову. Сеси замерла в почтительной позе, чтобы он мог поглубже заглянуть в недра ее корсажа.
– Мне ничего не надо, – ответил Иерн. И нагнувшись, он подхватил ее под руки и поставил на ноги. Она прижалась к нему. Восхитительное ощущение. – Давай-ка будем друзьями, – предложил он.
– Но это так чудно, – выдохнула она. – Я так хорошо чувствую себя в ваших объятиях.
– Сеси, аэрогены не поощряют предрассудков, когда речь заходит о них самих: мы – такие же мужчины и женщины, как и все вы.
Она опустила ресницы.
– Вы весьма симпатичный мужчина, сэр, – поглядев на него, Сеси прикоснулась к его рукаву. – Не отойти ли нам в уголок на секунду?
Пожалуйста. Тебе ведь все равно, Плик, правда?
Поэт одарил ее сухой улыбкой, вновь приступая к вину.
Сеси отвела Иерна в сторону, поднялась на цыпочки и, взяв его за руки, зашептала торопливо:
– Пожалуйста, не думайте, что я смелая, или пустоголовая, или какая-нибудь еще. Но я всегда обожала вас с того времени… в общем, так: по субботам владелец – он обслуживает бар вечерами – обычно закрывает заведение в восемь вечера, потому что наши посетители рано выходят на работу. Конечно, я знаю, что слишком простовата для вас. Но если вам хочется… я сплю в своей комнате наверху, и мне будет очень приятно…
Иерн спросил совета у своей совести насчет Фейлис. Ну ее – после почти двух лет замужества так и осталась холодной в постели; ей нравилось великолепие и блеск, которые давало ей положение его жены, но наедине она постоянно ссорилась с ним; и потом, она вечно читала свои геанские книги и – как ему было известно – переписывалась с Таленсом Джовейном Орилаком, обратившимся в геанство. Иерну уже не один раз случалось изменять ей. К тому же в Кланах не было принято всерьез относиться к подобным вещам.
Но оставался Плик. Иерн охотно вновь повидался бы с ним, ему хотелось получше узнать этого забавного человека, услышать больше песен.
Он бросил взгляд назад. Поэт перехватил его, криво ухмыльнулся и, приветственно подняв бокал, провозгласил:
– Не опасайтесь, я к этому привык. Я скоро вырублюсь, а потом проснусь и с головной болью побреду в свою нору. А моя Лозочка ничего плохого не сделает.
Глава 4.
– Орион взойдет! Это были первые слова в ее собственной жизни, которые Роника Биркен запомнила. Более ранние детские впечатления смутно маячили в памяти, подобно островам в тумане… Вспомнилась песня, с которой мать укладывала дочку спать; отец, вернувшийся, должно быть, с войны, подбрасывал ее в воздух и подхватывал, а она хохотала; величественный олень-вапити, всеобщий любимец деревни, брал листья латука из ее пальцев; она помнила, как долгими часами возилась с мячом, чтобы научиться управляться с ним столь непринужденно, как мальчишки; а еще дождевые капли на темных окнах, рыдания матери…
В тот день она явилась домой и застала дядю Имана и другого мужчину в гостиной с Аннес; угрюмое выражение на лицах всех троих настолько потрясло ее, что она застыла в дверях и стояла незамеченной, тем временем тот, второй (кажется, это был Рикко Торсон, который был тогда тамошним мастером Ложи Волка; однако теперь она не могла припомнить его лица), говорил, что надо отвоевать свободу, а ее дядя ответил словами, которых она не поняла (ведь Звездный Охотник обязательно взойдет над заснеженными полями… не так ли?), но ощутила в них глубокую и трепетную магию.
Кажется, на следующий день явился незнакомец. Она забыла, каким именем он себя назвал, но рослая фигура и чужие черты лица впечатались в ее сознание словно шрам; хотя говорил он мягко, но рассказывал о смерти папочки и был первым из троллей-маураев, которого она увидела. Тут-то она и метнула в него волшебные слова разящей молнией. Но ничего не произошло, лишь мать немедленно увела ее. Но с того часа воспоминания Роники стали связными, словно бы это событие отметило начало ее подлинной жизни. В какой-то мере так оно и было. Вскоре семья переехала в Портанжелс на берегу пролива Уэнди Фука 34, там Аннес нашла работу, о которой детям говорила только, что работает в Ложе.
Незаметная гавань, на которую инспекторы-маураи почти не обращали внимания, была прекрасным местом для организации морской базы для секретных перевозок в Кенай 35. Счетоводы требовались там не менее, чем моряки, инженеры или вооруженная охрана. Наконец она вышла замуж за Томми Джемиса – также из Ложи Волка (тайного компьютерщика, обслуживающего установки). Через несколько лет дело, которым они занимались, продвинулось настолько, что их услуги потребовались возле вулканов. И семейство перебралось на Кенай, там в лесах на просторах Ляски и выросла Роника. И к середине второго десятка своей жизни живая и вдумчивая девочка весьма быстро сообразила, какие громы на самом деле грохотали за горами у входа в залив.
