В дороге я кормил этих плотоядных красивыми колибри, которых пауки быстро убивали и высасывали их кровь и плоть. Иногда, после свирепой борьбы, птицееды пожирали друг друга.
* * *
Бум… бум… бум… Три ружейных выстрела.
— Что случилось, Жерар?
— Я услышал рычание ягуара… — Жерар говорит как лунатик. — Я заметил два фосфоресцирующих глаза… Прицелился и выстрелил три раза.
Доминго уверяет, что здесь много ягуаров, но они боятся людей и никогда не приближаются к огню.
— Иди спать, Жерар…
Доминго заступает на дежурство и рассказывает тем, кто остался погреться у огня, как охотится на ягуаров его племя на реке Мадейра.
На рассвете охотник, притаившись за деревом, подражает зову самки ягуара. Зверь прибегает на зов, прыгая по деревьям и переплывая реки. Заметив человека, разочарованный ягуар на минуту останавливается, затем яростно бросается на охотника, который, наклонив копье, упирает его в землю так, чтобы ягуар напоролся на него.
С первыми проблесками дня наш разговор прерывается демоническим криком гарибы — обезьяны-ревуна. Один из индейцев бесшумно скользит к ней, держа в руках лук и стрелу. Несколько минут спустя крик гарибы превращается в болезненные стоны.
Что взволновало гарибу? Это глупое животное, когда оно видит змею, ягуара, или другую опасность, кричит, как одержимое.
Охотник держит в руке мертвую обезьяну и показывает на труп ягуара. Вот почему гариба так кричала.
Жерар не сдерживает своей радости. Этой ночью он осуществил мечту своей юности. Это он убил ягуара. Мы горячо поздравляем его и в виде поощрения отдаем ему шкуру ягуара, он может отвезти ее в Европу, чтобы показывать своим друзьям.
* * *
Индейцы идут легко, без затруднений ориентируясь в этом лабиринте. Мы же, наоборот, испытываем муки ада, пробираясь через сеть ветвей, длинных тонких лиан, режущих, колющих, превращающихся в подвижные кольца вокруг шеи и ног как раз в тот момент, когда нужно прыгать через влажные и вязкие корни, образующие сеть в полуметре от земли.
Конец мелкой поросли встречен глубоким вздохом. Впереди свет и солнце, а на лужайке, у кромки другого леса, — деревня апиаков.
Но она наполовину сгорела и уничтожена… Никого нет! Баррето удивлен и обеспокоен. Что случилось с его родственниками? Быть может, на них напали враги? Ни звука! Проводник издает крик, сигнал сбора; пронзительное завывание, похожее на жалобу птицы, мрачно звучит и повторяется вдали.
Мы прислушиваемся к малейшему шуму, который может означать ответ. Индейцы крадутся между деревьями, чтобы присмотреться. Они возвращаются через полчаса, таинственные, непроницаемые. Баррето, который расспрашивает их, сухо отвечает на наши вопросы:
— Апиаки просто переселились дальше.
Взволнованный, он тотчас же отправляется по направлению, указанному надломанными и согнутыми ветками. Доминго, безразличный к тревогам Баррето, поднимает плод, напоминающий красное яблоко, в нем четыре зерна.
— Съешьте. Если вы выжмете вещество из зерен, оно сразу затвердеет. Это корозо, или «растительная слоновая кость», из которой делают пуговицы!
Новая деревня построена на поляне. Большие овальные дома, где живет все племя…
Один хромой старик узнал Баррето и вышел ему навстречу. Это настоящий скелет, обтянутый кожей, похожей на пергамент и пестро разукрашенной красными и фиолетовыми рисунками. Он носит на голове свое единственное украшение — канитар, диадему из перьев разных цветов.
Старик долго разговаривает с Баррето, сопровождая свои слова очень мрачной мимикой. Доминго переводит:
— Мертвые, согласно обычаю, были погребены в их хижинах, но их души продолжали бродить по деревне, исподтишка нанося удары палкой по головам живых, которые умирали в течение нескольких часов один за другим, как мухи. Со зловредными духами невозможно бороться! Колдун сознался в своей беспомощности, но для себя тайком приготовил питье из масла андиробы и бобов пучурин. Одна женщина видела через дыру в стене, как, запершись в своей хижине, он делал магические знаки и потягивал свой напиток, (Эти бобы известны в современной фармакопее как средство против дизентерии и холеры.) Узнав об этом, племя убедилось, что колдун был изменником, другом и приятелем духов смерти.
— Ночью, когда колдун спал, его взяли, привязали у деревни к дереву и убили.
Жестикулируя, старик рассказывает, что, когда колдун умирал при свете костра, зажженного, чтобы отогнать злых духов, могущих его защитить, все племя увидело коати, быстро взбиравшегося по стволу, к которому была привязана жертва. Этот коати, прыгая с ветки на ветку до самой вершины, ринулся в небо. Это была душа колдуна! Нужно было помешать ей спуститься, чтобы отомстить и принести новые несчастья племени. Для этого срубили дерево, послужившее ему лестницей.
— Чтобы освободиться от других духов смерти, вождь племени, тучауа, пустился на хитрость. Тайно он построил другую деревню. Пока горела старая, апиаки, прятавшиеся за густым дымом, который ослеплял духов смерти, переселились, не оставляя следа. Теперь все были убеждены, что им нечего бояться.
Санин выключил проектор со словами:
— Знаешь, на сегодня этих первобытных ужасов, пожалуй, довольно. Ты заметил, что головной убор вождя племени похож на хрестоматийную шапку Кецалькоатля, пернатого змея?
— Что ж, индейцы оберегают свои обычаи. Недавно я узнал, что в каждом племени есть лингвист. Это индеец, который заботится о том, чтобы племя говорило на хорошем литературном языке и не забывало редко употребляемых слов. Индейцы-лингвисты подсказывают соплеменникам эти слова, если считают, что они могут скоро выйти из употребления.
— Консервативные, но идеально приспособленные для обитания в джунглях люди!
— В них много от кроманьонцев, — сказал я. — Форма головы, обычаи, навыки, а у индейцев Северной Америки — и одежда, ведь кроманьонцы тоже щеголяли в дубленках. В этом фильме есть кадры, где показаны музыкальные инструменты, они почти такие же, как и у кроманьонцев двадцать тысяч лет назад.
— А рядом с ними, с этими лесными людьми, несколько столетий назад жили своей жизнью великолепные города майя, ацтеков, инков. Как когда-то рядом с кроманьонцами, ютившимися еще в пещерах, их собратья возводили улицы и каналы, святилища и храмы. Я имею в виду атлантов и восточных атлантов Малой Азии — они ведь были соседями своих сородичей-охотников, знавших лук да стрелы.
— Не так далеко от маршрутов Фосетта и Беррона найден огромный камень, испещренный знаками. И знаки эти подобны рисункам в кроманьонских пещерах Европы.
