— Что с Николаем?
— Плохо ему, — сказал Фикрет и зачем-то потрогал себя за большой, испачканный нефтью, печально опущенный нос. — Разговаривать со мной не желает. Разве я виноват, что на Марсе красная нефть?!
Слово «нефть» он произнес без гласного звука и без смягчения на конце. Получилось что-то вроде «н-фт».
Я глубоко вдохнул струящийся из горлышка колбы специфический аромат и поинтересовался:
— Интуиция тебе что подсказывает? Нефти много?
— Думаю, да. Только нюхать ее… не советую.
Я и сам уже ощутил, что марсианская нефть оказывает на меня какое-то странное наркотическое действие.
— У меня до сих пор голова не на месте, — пожаловался Фикрет.
— Слышишь топот внизу?
— Кто это?..
— Бригада реаниматоров. Встречай, разбирайся.
Светлана быстро прошла в каюту Султанова — бесшумно открылась и закрылась дверь. В нашу сторону Светлана и не взглянула — как будто нас с ветераном здесь не было. Мы с ветераном выпали из сферы ее интересов.
— Теперь все станет на свои места, — добавил я, уходя.
— Вадим… куда? — растерянно спросил Фикрет.
— В диспетчерскую. Из-за фонтана мы совсем забыли про Гейзера и Адама. Фонтан, конечно, не гейзер, но, в функциональном смысле они адекватны.
Я рассмеялся, вылил содержимое колбы себе на голову и побежал вверх по ступенькам.
Наверху я почувствовал, как нефть течет у меня по щекам.
— Не думай напрямую выспрашивать. И не узнаешь ничего, и Саше можешь навредить. Нужны осторожность и такт.
Ох уж эта мамина дипломатия! Сначала «ничего не узнаешь», а потом только: «Саше навредишь». Егор, слушая вполуха наставления матери, поднялся из кресла и подошел к окну. Весна никак не могла разогнаться, войти в силу, на улице было холодно, о стекло изредка с дребезжащим звуком бились крупные капли дождя. Небо плотно затянуло серо-белым, того и гляди снег сорвется. Сумрачно и противно. Но ехать все же придется. Егор подышал на стекло, пальцем написал на появившемся мутном пятне: «Март». Пятно быстро побледнело, но надпись прочесть было можно, и Егор стер ее ладонью.
Может быть, за неделю все неприятности забудутся, перегорят. По крайней мере, он постарается, чтобы перегорели. Будет читать, в лес с Денисом ходить, пользоваться остальными деревенскими благами. Какие там еще блага-то? Парное молоко, росные рассветы… Росные рассветы ранней весной? Скорее всего, та же мерзость и холод, да еще плюс грязь. А, там видно будет! Может, не брать Дениса, не портить ему каникулы?
Внизу, у подъезда, остановились ярко-синие «Жигули». Из них на мокрый тротуар неловко выбрался толстый мужчина с объемистым пакетом в руках. Даже отсюда, с третьего этажа, было видно, как от дождя лысина его тут же начала блестеть. Он захлопнул дверцу автомобиля, аккуратно запер и, переваливаясь, вошел в подъезд.
— Ма, — сказал Егор не оборачиваясь, — дядя Валя приехал.
Мама, все еще продолжавшая пространно излагать свои взгляды на тактику и стратегию родственных взаимоотношений, замолчала на полуслове, сбитая с толку неожиданным возвращением к реальности. Теперь она долго будет вспоминать, что же еще хотела сказать, но так и не вспомнит. И разговор потечет по другому руслу. Егор вздохнул и пошел открывать дверь.
В прохожую боком протиснулся толстый мамин брат. Он походил на добродушного синего бегемота в очках.
— Черт знает что за погода, — бурчал он, стягивая необъятных размеров плащ и пристраивая его на вешалку. Потом достал платок, развернул, неторопливо потер очки, обтер лысину и только тогда протянул Егору руку:
— Ну, здравствуй, племянник. Маша, надеюсь дома?
— Дома, дома, проходите, — заверил его Егор. Дядя стал протискиваться в комнату. Надо дать им поговорить. А то они вдвоем станут давать инструкции по разведке. Кончать бы это скорее да ехать!
Он успел разлить чай в чашки, сложить в вазочку печенье и положить в розетку вишневого варенья до того, как из комнаты послышался мамин голос:
— Егор! Поди сюда, пожалуйста!
Он вошел в комнату и сразу определил, что не ошибся. Стороны уже достигли соглашения, и руководящую роль взял на себя дядя Валя.
— Садись, — указал он племяннику на кресло. Егор осторожно поставил на стол поднос с чашками и сел.
— Значит, так, — начал дядя, отхлебнув чаю. — Общее положение тебе известно, повторяться не буду. Задача твоя тоже ясна. Основное — наблюдать, выяснять и помогать Саше. Для помощи он тебя, собственно, и зовет. Но нам нужно знать — что с ним происходит и почему это затворничество? — Он отставил чашку, поднял толстый палец и со значением посмотрел на Егора. — Понятно? Ты Дениску с собой берешь? Это хорошо, пусть поедет. А теперь вот еще что. — Дядя с шумом поднялся и принес из прихожей тот большой сверток, что привез с собой.
— Тут витамины и сказки, все, что можно было достать. Я, правда, не очень представляю, зачем ему столько. Но там все узнаешь. А это тебе.
Дядя подался вперед, его громадный кулак разжался перед носом Егора, и на колени тому, звякнув, упали ключи от «Жигулей»!
Дядя Валя полюбовался произведенным эффектом, успокаивающе пробурчал запереживавшей сестре: «Ничего, он парень хороший, можно доверить» — и сказал Егору, протягивая через столик бумаги:
— Права у тебя ведь есть? Тут доверенность. Смотри, не разбейся. Сам я ехать не могу, дел невпроворот, а автобусом в Николеньки добираться неудобно. Да и долго.
«Хорошие у меня родственники», — размягченно подумал Егор. — «Нудные иногда, чересчур любопытные, но все равно хорошие». Жизнь уже не казалась такой однообразной и серой.
Дядя допил чай и засобирался.
— Пора ехать. А то дотемна не доберешься. Подбрось меня на работу. Заодно посмотрю, как ты водишь.
Егор затолкал сверток в свою сумку, натянул куртку, чмокнул мать в подставленную щеку и запрыгал вниз по лестнице.
Дорога была мокрой, скользкой — дождь не прекращался уже часа три, словно тучи двигались от города в ту же сторону, куда ехал Егор. Ветровое стекло покрывалось крупными бурыми пятнами, когда мимо проносились тяжелые грузовики с затянутыми брезентом прицепами, и «дворники», жужжа, стирали эти пятна, превращая в бледные серые полукружья. Вести машину в такую погоду было занятием утомительным, и Егор уже начал раскаиваться в том, что они не поехали автобусом. Денис, поначалу резвившийся на заднем сидении, теперь, устроившись поудобнее и натянув на себя плед, дремал.
