Людей и собранное имущество отправляли автотранспортом на крупные сортировочные железнодорожные узлы, откуда дальше увозили эшелонами к местам расположения убежищ; там их опять сортировали — уже другие, и доставляли потом в самые укрытия. Эвакуировали далеко не всех: ресурсов было недостаточно. Что могли, то и делали!
Так вот незаметно, незаметно и добрался мобильный отряд МЧС до самой Тулы, где Леху определили охранять «самый нужный» склад. Часть двинулась дальше, а Хорек остался здесь хозяином.
Дни и недели в бункере шли незаметно. Скучновато было, но тягостного ощущения бесконечности заточения пока не возникало: знали, что впереди солнечный свет и тепло. Никто не считал дней так, как нетерпеливо считают их солдаты-срочники в ожидании скорой демобилизации: неизвестно ведь, когда вообще здесь будет «дембель»!.. Поэтому берегли нервы.
Однажды Леха, проверявший иногда «градусники», принес вторую бутылку с замерзшим внутри нее спиртом.
— Девяносто, зараза! — комментировал происшедшее. С одной стороны худо — мороз крепчает, с другой — до тепла ближе. Когда-то же будет предел понижению температуры!
Уже несколько месяцев томились солдаты под землей, а Хорьков и того больше. В бункере можно было размяться, подвигаться — хоть бегом бегай! Только темно, со свечкой не разбежишься... да и коридоры короткие.
Пытались вместе делать зарядку, но скоро наскучило: некому же заставлять, как в армии заставляют! А без начальства сам солдат лишний раз не пошеве-елится, так давно заведено: что в тюрьме, что в армии — одно и то же. Веками вырабатывалось!
Сержантское звание Орлова тут и значения-то никакого не имело. Боевой опыт — другое дело; так и у Павла он не меньше: тот вообще офицер! Капитан, только не российской армии.
Жили просто товарищами, никто верх не брал. Кем командовать, Лехой?.. Глупо. Да и он вовсе не телок бессловесный, не подросток — парень боевой!
Здесь жили вместе трое взрослых, даже пожилых, наверное, мужчин.
Орлов часто вспоминал свое житье в Сибири. Тому, кто там вырос, не знакомы были страхи приезжих, боявшихся сурового климата.
В его детстве, в шестидесятых, мороз в сорок градусов был обычным явлением — недели по две подряд. Когда теплело до минус двадцати, говорили: «Ташкент!» — и обмахивались еще ладонью, как будто истомлены жарой, присущей этому южному городу. Такая «оттепель» длилась недели три, а затем опять нажимало под сорок.
И ничего! И в школу ходили, и во дворе в хоккей играли, и на лыжах по звенящему снежку бегали — как так и надо; малыши только дома сидели, ожидая своей поры закаляться. Поговорка была: «Сибиряк не тот, кто не мерзнет, а тот, кто тепло одевается». И в самом деле: с детских лет ходили в валенках, теплых шубах и шапках, вот и не мерзли.
Зато лето в Сибири жаркое! Тридцать и больше градусов — обычное дело; только покороче оно, чем на западе страны. Но зато сибирский климат намного здоровее! И природа там богатая.
Ребятишками еще изъездили на велосипедах всю округу города Кемерово. Рыбалка была обязательным занятием: не было, наверное, мальчишки, не умевшего плавать и ловить рыбу. И в грибах толк знали.
А детские игры в войну могли длиться бесконечно! Лишь грозными окриками матери загоняли детей на обед или ужин. То и слышалось:
— Сашка, Витька… домой!
С футболом и хоккеем та же история: играли самозабвенно! Были, конечно, и «классики», и «штандер» — это вместе с девчонками; и «догонялки», и «прятки», и прочие игры. Не забывали пацаны и о ножичках, «поджигах», бомбочках всяких — это само собой! Самопал-поджигу «дурой» называли; делом чести было такую самоделку иметь.
В общем, все детство проходило в движении и игровом развитии. Клей не нюхали и по теплотрассам не таились!
Жили скромно. Саша не знал, что его отец — монтажник-высотник, уже тогда зарабатывал по пятьсот рублей в месяц: работа на монтаже опасная!.. А у других выходило по сто, сто пятьдесят.
Почти у всех родители были выходцами из деревень — как правило, дети политических ссыльных или переселенцев с запада России еще царского времени; иные просто приехали на заработки, но опять же из-за Урала: на химических и оборонных предприятиях легко давали квартиру. Эти разных наций родители все были одинаково молоды и работящи, пусть и с небольшим образованием — их дети позже научились уже много большему!
Александр и его друзья много читали, любили мастерить. Покупные, или «магазинные», игрушки были далеко не у всех; по сию пору помнил Орлов свой жестяной, раскрашенный эмалевыми красками трамвайчик за три рубля: до самой школы не было у него игрушки дороже! Деньги-то в семье имелись, но детей ими не баловали... и правильно делали.
Когда пошел в первый класс, умел уже хорошо читать и немного писать, хотя другие еще только учились этому. Вскоре дома заявил:
— Я, наверно, в школу больше не пойду.
Мать с бабкой всполошились:
— Са-ашенька… почему?
— А я уже все умею!
— Да что ты, это только начало! В школе еще многому-многому научат.
— Да?.. А почему не учат?
— Так не все сразу! Ты вот ходи в школу и все-все узнаешь.
Серьезно подумав, ответил:
— Ну, ладно. Только пусть «по правде» учат, а не обманывают!
Тогда, в начальных классах, показав хорошие успехи в учебе, был премирован отцом большим набором «Конструктор» за четыре рубля; вместе со старшим братом собирали множество моделей техники из него. А с жившим рядом одноклассником Вовкой Морозовым каждый вечер лепили из пластилина разных зверей, рыцарей и солдатиков.
Большая коробка пластилина стоила пятьдесят копеек, и их надо было выкроить из платы за школьные завтраки. Зато пластилин был отменный!.. В коробке его брусочки лежали по обеим сторонам, а в середине еще были маленькие пластмассовые ножички, резцы и скребочки.
С Андрюшкой Коробовым не вылазили из библиотеки: отец научил читать Александра в четыре года, и он благодарил его за это всю жизнь. Читали все подряд, выбор был очень большой! Андрей больше нажимал на фантастику и приключения, Саша же — на познавательные книги с уклоном в науку и историю. Конечно, читал и все остальное; заложенные в ту пору ростки знания взошли затем и дали развиться его взрослому миропониманию, а юная жажда познания жизни не оставила потом в покое никогда.
В огромном объеме фактов он смолоду научился быстро «выхватывать» сознанием главные, от которых зависело существование всех остальных — такое умение позволяло уверенно исследовать длинную цепочку взаимосвязанных событий, прогнозировать их развитие и общий итог; он будто разматывал клубок нити, потянув за один ее конец. Именно эта способность, соединенная с накопленными знаниями, дала ему возможность уловить предвестники и назревание глобального катаклизма. Но это было позже, во взрослой жизни.
