Ричард поймал себя на том, что ему не хочется смотреть на сцену, ему хочется смотреть на Зелу. На ее вдохновенное лицо с изумленно распахнутыми глазами, ставшее вдруг таким прекрасным. Этого еще не хватало…
Он привычно зашел к Алине в гримерную с традиционным розовым букетом. Она смывала грим над раковиной. И парик, и костюм уже висели по местам. На ней был белый пушистый халат, похожий на шубку, который бедному роботу приходилось постоянно чистить. Робот смирно стоял в углу и ждал, когда она его забрызгает.
Алина вытерла лицо полотенцем, ее короткие светлые волосы забавно торчали во все стороны, голубые глаза после грима казались усталыми.
— Ты один? — спросила она насмешливо, — а я думала опять с этой штучкой.
— Ты же знаешь, что это моя работа.
— Всем бы такую работу!
Кажется, за две недели он слышал эту фразу раз пятьдесят. Из разных источников. Ему даже отшучиваться надоело.
— Перестань, — поморщился Ричард, положил букет на столик и сел в кресло, — как ты?
— Тебе понравилось?
— Чуть не уснул.
— Знаешь что!
— Шучу. Понравилось.
— У тебя дурацкие шутки, — заявила Алина, потом подумала и добавила, — и дурацкая работа.
Это было в ее стиле. Она обожала на него нападать и делать все, чтобы он на нее разозлился. Он воспринимал это как прелюдию. Ей было, за что на него обижаться, сдерживаться она не любила и замолкала только тогда, когда он припирал ее к стенке и начинал раздевать. Когда у нее были длинные волосы, он просто наматывал их на руку, а другой рукой снимал с нее шорты.
Белый халат снимался легко, сам собой. Труднее было избавиться от своего выходного костюма.
— Я тебя ненавижу, — говорила Алина, тем не менее, оглаживая его тело твердыми шершавыми от гребли ладошками, — это так ты пришел меня поздравить? А в вестибюле тебя ждет эта?
— Лина, помолчи, — усмехнулся он, — я уже завелся.
— Ты ничего не понял, — заявила она, — я в самом деле на тебя злюсь.
— Я на тебя тоже, — прорычал он, — сейчас я разорву тебя на куски. Мне нравится твоя шея, сейчас я ее прокушу.
Он не хотел ее потерять. Поэтому соблюдал приличия: периодически звонил ей, встречал, провожал, дарил цветы, появлялся с ней в обществе и перезнакомил со всеми своими друзьями, терпел ее выходки и даже изменял ей крайне редко, практически это можно было не считать. Но зарываться он ей не позволял, потому что она как была, так и осталась для него сопливой девчонкой, которую привел когда-то домой его сын.
Однажды она возникла на пороге в образе прекрасной дамы в классическом костюме медового цвета и с конским хвостом своих светлых волос. Туфли, сумочка и ожерелье были черные. Ольгерда она давно бросила, но из каких-то собственнических побуждений продолжала с ним дружить. Ричарду не нравилась эта дружба, и эта девица, но если всерьез, ему было абсолютно все равно, что там между ними происходит.
Сын недавно женился, Ричард думал, что Алина, наконец, исчезнет с горизонта, но он ошибся.
— Ольгерда нет, — сообщил он.
— Да? — она дернула плечом, — все равно мне надо у него кое-что забрать.
И вошла без приглашения.
— Вы не против, если я пройду, в его комнату? Я вспомнила, что у него моя тетрадка со стихами. Надо же когда-то забрать, правда?
В комнате сына она деловито осмотрелась.
— А где портрет жены?
Ричард стоял в дверях.
— Несносна как всегда, — констатировал он, она не злила его, скорее забавляла.
— Да? — Алина, казалось, была польщена, — вам должны нравиться несносные. У вас работа такая.
— У меня работа всякая.
Алина улыбнулась.
— А это правда, что…
— Неправда, — сказал Ричард, и оба рассмеялись.
— Вина! — заявила она сквозь смех, — вина и кофе!
Уже позировала, но это было от нее неотделимо. Он пошел сказать роботу. Когда вернулся, Алина уже нашла свою тетрадку и даже зачитала ему с преувеличенным выражением кое-что из своих ранних стихов.
— Нет, я все-таки гений! — заключила она, хлопая себя по груди маленькой детской ладошкой, — боже мой! Лина! Везде у тебя таланты!
Стихи, и правда, были неплохие.
— Кофе стынет, — сказал Ричард.
Потом они сидели в гостиной, выпили по бокалу вина и по чашке кофе. Алина постоянно поглядывала на часы.
— Знаете, я вас всегда боялась, — призналась она с милой улыбкой, — с детства.
— Напрасно. Это Шейла на тебя сердилась, а мне твои выходки были безразличны.
— Даже когда мы подожгли сарай?
— Почему бы детям не поджечь сарай?
Они посмеялись, поговорили о чем-то, Ричард видел, что она волнуется и поглядывает на часы.
— У тебя мало времени? — спросил он.
Возможно, ей послышалось в его вопросе сожаление. Она подумала, откинулась на спинку дивана и посмотрела на него.
— Полно.
Намек он понял, хотя и не ожидал ничего подобного. Он всегда воспринимал Алину через сына, просто так, отдельно, она для него не существовала. И уж тем более он не хотел с ней связываться.
— Не ври, — сказал он.
— Мне лучше знать, где проводить мое время! — Алина недовольно встала, — и вас это совершенно не касается!
Обиделась как ребенок.
Потом это все-таки случилось. Скорее всего, случайно, хотя черт их разберет, этих женщин. Они расстались с Флоренсией, он уехал с друзьями на выходные в дом отдыха под Триром. Там же оказалась Алина со своими артистами. Вечером они выступали на открытой сцене, пели песни и от души смешили отдыхающих, а на следующий день она залезла к нему в лодку далеко-далеко от берега. Сначала уцепилась своими детскими ладошками за бортик, потом он помог ей забраться.
Она по-прежнему была для него девочкой, маленькой капризной девочкой, несмотря на ее давно уже женское, загорелое тело. Алина тяжело дышала от своего долгого заплыва и вела себя на удивление смирно.
— Хотела доплыть до того островка, — улыбнулась она, — но слишком сильное течение.
— Там ничего нет, — сказал Ричард, — три березы и орешник.
— Ну и что? Вы отвезете меня туда?
