Однако на домыслы не осталось времени. Вскоре металлический слон уже стоял возле гондолы корабля, на него опустили сходни.
— Будьте молодцами, джентльмены, — напутствовала доктор Барлоу. — И не промахнитесь мимо слоника.
Хауда — так посланник именовал платформу «Неустрашимого» — амплитудой движений чем-то напоминала лодчонку на морских волнах. В такт поступи слона она зыбко колыхалась из стороны в сторону, но в целом движение было стабильным и предсказуемым. Во всяком случае, их не так сильно болтало, чтобы вызывать у Дэрин симптомы морской болезни.
Иное дело, понятно, Ньюкирк.
— Черт нас дернул загрузиться в эту люльку, — бледнея при каждом очередном колыхании, запоздало сокрушался он. — В конце концов, мы поступали на воздухоплавательную, а не на слоновью службу!
— И не в дипломатический корпус, — ворчливо вторила ему Дэрин.
Коротко поздоровавшись, посланник со свитой попросту игнорировали обоих мичманов. Они все время ворковали с доктором Барлоу на французском, хоть и были поголовно англичанами. А как же, светский этикет требует. И похоже, ни словом не обмолвились насчет доставки припасов.
Интересно, как на «Неустрашимом» можно доставлять провиант на корабль? В хауде, с ее шелками и кистями, места под них особо не было, да и представить сложно, чтобы в этот изящный альков штабелями грузились ящики. В принципе, машина, как и настоящая элефантина, могла бы тянуть за собой повозку на колесах или полозьях, да только где ее взять? Может, что-то появится, когда они прибудут на базар?
— Юноши, не позволите мне вас кое о чем расспросить?
Дэрин обернулась. Обратившийся к ним человек выглядел иначе, чем остальные дипломаты. Одет небрежно, с заплатами на локтях, шляпа какая-то бесформенная, на шее громоздкий фотоаппарат, а на плече примостилась экзотичного вида лягушка. Посланник представил его как репортера какой-то нью-йоркской газеты. Видимо, оттого и странный акцент, американский.
— Вам бы лучше, сэр, расспросить ученую леди, — предложил Ньюкирк. — Мичманам с гардемаринами мнения иметь не положено.
Человек рассмеялся, после чего, подавшись вперед, негромко спросил:
— Тогда просто так, не для прессы. Ваш воздушный корабль здесь, в Стамбуле, для каких-то конкретных целей?
— Просто дружеский визит. — Дэрин кивнула в сторону посланника. — Дипломатия, все такое.
— А-а, — протянул репортер. — А я-то думал, потому, что сюда со всех сторон стекаются немцы.
Дэрин, приподняв бровь, покосилась на лягушку. Судя по крупной голове, «памятушка»-зверушка, которую используют для записи судебных слушаний и заседаний парламента. Надо быть осмотрительней со словами.
— В основном инженеры, — продолжал сотрудник прессы. — Все подряд строят. Недавно закончили новый дворец султана.
— Да-да, ученая леди как раз завтра туда направляется, — сказал Ньюкирк и осекся от незаметного, но ощутимого тычка Дэрин под ребра.
— Сэр, — обратилась к репортеру Дэрин, — а как вас, простите, звать?
— Эдди Мэлоун, из «Нью-Йорк уорлд». — Все так же улыбаясь, он протянул руку. — Ваше имя я, понятно, спрашивать не буду, ведь разговор у нас, как говорится, конфиденциальный.
Протянутую руку Дэрин пожала, прикидывая, может ли этот писака доставить хлопоты. Когда представлялся посланник, все имена щелкопер увлеченно записывал в потрепанный блокнот, а затем еще и делал снимки не менее потрепанным фотоаппаратом со вспышкой из светляка-фабриката.
Американцы вообще народ странный: ни дарвинисты, ни жестянщики. Берут и от тех и от других, а потом смешивают на свой лад. Все полагали, что в войну они ввязываться не будут, если только кому-то не хватит глупости их в нее втянуть.
— Впрочем, без немецких офицеров здесь тоже не обходится.
Мэлоун указал на двух часовых, застывших навытяжку у ворот летного поля. Вместо фесок на них были шлемы с заостренными шишаками, чем-то похожие на пилотский шлем Алека.
— Это германцы? — насторожился Ньюкирк.
— Нет, османские солдаты, — ответил репортер. — Но вы гляньте: раньше мундиры у них были куда цветастее, а теперь фельдмаршал обрядил их во все серое. Прямо как натуральные жестянщики.
— А кто это такой? — спросила Дэрин.
— Фельдмаршал? Лиман фон Цандер. Чистокровный пруссак, близкий к кайзеру. Османы назначили его в Стамбуле начальником гарнизона. Ваши друзья-дипломаты, понятно, подняли шум, и он поспешил ретироваться. Но не раньше, чем вымуштровал здесь всех на прусский лад! — Мэлоун попробовал изобразить чеканный строевой шаг, но в зыбкой хауде это плохо получалось.
Дэрин со значением поглядела на Ньюкирка: дескать, все понятно, чокнутый.
— Так османы поставили во главе своего дурацкого войска германца?
— Может, им просто надоело всем потакать? — Мэлоун пожал плечами. — Тут в свое время заправляли то французы, то англичане. А теперь все, дудки. Вы, наверное, слышали об «Османе»?
Дэрин неспешно кивнула.
— Ну да. Корабль, который позаимствовал лорд Черчилль.
— Позаимствовал?! — Писака, едко хохотнув, застрочил у себя в блокноте. — С вашего позволения, я позаимствую эту фразу у вас.
«Вот Dummkopf! — ругнула себя мысленно Дэрин. — Все-таки вырвалось».
А вслух сказала:
— Видимо, здесь это новость?
— Хороша новость! Да Стамбул просто стоит на ушах! Сам султан почти банкрот, так что этот дредноут купила вскладчину фактически вся страна. Бабульки продавали свои мониста и приносили деньги. Детишки разбивали копилки и на сбереженные гроши покупали билеты в театр теней на представления о нем и его монстре-спутнике. Так что этот корабль, можно сказать, принадлежит империи — по кусочку каждому из ее граждан! По крайней мере, так было, пока не пришел лорд Черчилль и не прикарманил его!
Репортер улыбнулся с безумным ехидством; лягушка у него на плече флегматично завела глаза, запоминая сказанное.
— То есть, — Дэрин кашлянула, — получается, страсти здесь слегка накалены?
Мэлоун кивнул на расходящиеся перед ними створки ворот летного поля и лизнул кончик своего химического карандаша.
— Скоро сами увидите.
От ворот в город вел широкий проезд. По мере продвижения улицы вокруг становились все оживленней, а здания по высоте сравнялись с хаудой. Мимо окон и витрин с изобилием ковров и блюд с одинаково аляповатыми геометрическими узорами, от одного вида которых у Дэрин аж рябило в глазах, озабоченно сновали люди. Вдоль тротуаров тесно жались ларьки и прилавки, торгующие грудами орехов, сухофруктов и шаурмой на крутящихся вертелах. Ржаво-красными и пыльно-желтыми пригорками высились толченые специи, они же лежали в объемных фуражных мешках. Густые экзотичные запахи ощущались даже сквозь бензиновую вонь моторов, масляно оседая в гортани так, что казалось, будто ощущаешь их на вкус, как бывало в теплицах для разведения фабрикатов.
