Про себя я называю его спасателем. Как-то он сообщил, что спас кого-то в горах, добавив, что это не является его основной профессией.
В этот раз он не был расположен к долгой беседе. Сказал, что через полчаса будет в нашем городе и у него есть несколько минут, которые он хотел бы посвятить нашему очному знакомству. Так вот, не могла бы я поточнее объяснить, как ему проехать к моему дому. Еще совсем неплохо, если бы я сама вышла к подъезду, чтобы он не терял времени на поиски квартиры и преодоление ступенек.
Конечно, я уже готова была возмутиться, все-таки наглость — так себя вести. Но не успела. Похоже, времени у него действительно было немного, его хватило только на то, чтобы выслушать мои координаты, а комментарии пришлось оставить при себе. Будь на моем месте кто-нибудь поумней, он бы построил монолог в обратном порядке. Но никого поумней на моем месте не оказалось, и к подъезду через полчаса вышла я.
Задрипанный «Жигуль» первой модели подкатил с такой лихостью, что блестящим «Мерседесам» и не снилось. Переднее сиденье рядом с водителем отсутствовало, и передо мной любезно распахнули заднюю дверцу. Было страшновато, но я села. Вопреки моим страхам, машина не рванула с места, унося меня в неведомые дали, а, поурчав немного, затихла.
Рядом со мной, на заднем сиденье, валялась роскошная куртка и еще попискивал какой-то ящик. Я осторожно отодвинулась.
— Это рация, — небрежно произнес хозяин машины. Такие первые слова при очном знакомстве.
В машине было темновато, но я все же смогла разглядеть, что внутри она новизной не блещет. Что же касается хозяина, то и его рассмотреть мне удалось с трудом. Однако можно было понять, что его телефонные уверения относительно роста выше среднего — явное преувеличение, голова едва показалась над спинкой сиденья.
А когда он изволил развернуться в мою сторону, в неясном свете лицо его показалось мне знакомым.
— Пытаетесь угадать, на кого я похож? Мне говорили как-то, что на Бельмондо.
Ну да, конечно, прямо одно лицо. Вылитый Бельмондо, только в отечественном исполнении. Живут же на свете такие самонадеянные люди.
В машине пахло дымом.
— Ну что, горим? — осторожно поинтересовалась я.
— Да нет, это я с пожара еду. В соседнем районе лес горел, ездил разбираться.
— Ага, опять спасаете. И это снова не наше основное занятие?
— Почти угадали.
Он потянулся к пищащему ящику, чем-то там пощелкал, проговорил в него:
— Сорок пятый, я пятый, прошу связи.
— Сорок пятый слушает.
— Все в порядке у вас? Я пока не нужен?
Сорок пятый, или кто еще там, сообщил, что ему никто не нужен.
— Вот и ладненько, можем еще поболтать. — Это уже обращались ко мне.
— Так какое же все-таки у вас основное занятие? Пожарный?
— Пожалуй, если хотите.
Хотела спросить, где же находится его пожарная работа. Но в это время подъехала машина, остановилась у подъезда, где живет Людмила. Я уже знала, что она откатилась на тридцать лет вперед, и уже видела ее взрослого сына, и даже внука, не говоря о муже. Что в нашем городе спрячешь?
— Кажется, Сергей приехал, — догадалась я.
— А это еще кто такой? — поинтересовался отечественный Бельмондо, известный в моих кругах под именем Спасателя.
— Сын Людмилы.
— А она кто?
— Ну что вам, про всех жителей города сейчас рассказывать?
— Не думаю, что это займет много времени. Всех за пять минут сосчитать можно.
Ну, конечно, я была права, когда решила, что он не из нашего города. Кто из местных так презрительно может говорить о нем?
Но опять не успела возмутиться. Мимо нас прошлепал тапочками Петр Васильевич.
— И этого вы знаете? — спросил Спасатель.
— Конечно, это ее муж.
— Чей?
— Ну Людмилы. Он, кажется, из больницы сбежал.
— Из психиатрической, разумеется?
— Нет, у нас в городе такой больницы нет.
— Еще бы, конечно, нет. А то бы пришлось туда все население вашего славного городка уложить.
Глаза к темноте уже привыкли, и можно было лучше рассмотреть этого сноба, а заодно и ответить ему как следует. Только хотела этим заняться, как он снова фыркнул.
— Да у вас тут по ночам спать не принято. Смотрите, какое оживление. Публика прямо валом валит. Может, и этот вам знаком?
— Еще бы. Это Татохин. У него в полнолуние бессонница.
— Он что, лунатик?
— При чем здесь это. Лунатики как раз крепко спят и во сне ходят. А он просто не спит.
— Как же просто. Он тоже ходит. Может, вы даже знаете, куда он направляется?
— Наверное, тоже к Людмиле. Все-таки волнуется.
— Ага, а он ей кто? Был сын, потом муж, а этот?
— Это просто Татохин.
Спасатель захохотал.
— В вашем славном городе есть такая степень родства — просто Татохин? Ну живете!
Все-таки он противный, этот Спасатель. Как я могла так долго общаться с ним по телефону и не почувствовать это.
Я уже стала придумывать подходящую к случаю прощальную фразу, но тут у машины снова послышались шаги.
— Вот еще старичок погулять вышел. А может, он тоже к этой вашей Людмиле?
— Вовсе не старичок. Он раньше был старый, а теперь снова молодой, хотя… Он Людмилу…
— Ну, так я угадал? И этот туда же. Что же это у ней по ночам, собрания, или как? А как это он был старый, а теперь опять молодой? Часто это с вашими жителями случается? Вижу, вы тут вовсю пользуетесь отсутствием психбольницы.
— Он не наш. Он приезжий. Но ему, в отличие от некоторых, город очень нравится, он его понял.
Спасатель просто покатился со смеху.
— Ой, не треба нас дурить, бо мы вже не маленьки. А, так я его тоже- знаю. Подвозил вчера. Он один ночью в лес ходил. Ваш кадр, точно.
Ну все, хватит с меня этих спасателей заезжих. Резко открыла двериу машины.
— Куда же вы? У меня еще есть несколько минут, посидим, поболтаем.
Людмила нагнулась над кроваткой, чтобы поцеловать внука. Увидела темное пятнышко на подушке. Дотронулась до него. Камешек, маленький, гладкий, с дырочкой. Куриный бог. Вот и до утра ждать не нужно. Загадывай сейчас свое желание.
— Пусть придут, — тихо сказала она, — мне так нужны они все сейчас.
Шум мотора, шаги на лестнице, голос в прихожей.
— Мам, ты что не спишь? И дверь открыта. Вышла навстречу, крепко сжимая в кулаке камешек. Не успел сын закрыть за собой дверь, как она открылась снова. На пороге стоял муж.
— А я из больницы сбежал. Соскучился очень, вот. Следом, громко топая, ввалился Татохин.
— Проходил мимо, смотрю, свет горит, машина у подъезда. Дай, думаю, зайду, может, надо что? А этот… он… Тут, я вижу, свои все, чужих никого нет?