Только в самые мрачные часы темного средневековья кто-либо мог придумать такую адскую западню. Я оказался на дне узкого, довольно глубокого сырого колодца, чьи гладкие, как мрамор, стенки без единой зазубрины исключали любую мыслимую возможность выбраться отсюда без посторонней помощи. Свет проникал сюда через узкую щель на самом верху, через которую была хорошо видна висевшая на расписанном потолке тяжелая люстра.
Даже трудно сейчас поверить, что находясь в этой ловушке, мне как-то удалось сохранить самообладание. Еще и еще раз я тщательно прощупал стены, вновь убедившись в правильности первого предположения. Нет, без помощи Джонатана я не выберусь отсюда. никак, но ведь он вернется только через пять часов! Нахлынувшее чувство досады чуть не свело меня с ума. Почти пять долгих, мучительных часов здесь, в сыром, коварном подземелье! А вдруг по дороге со стариком что-то случится и он не вернется никогда? Вот теперь-то я осознал весь ужас замаячившей на горизонте самой мучительной смерти. Стараясь переключить мысли на иное направление, я стал нервно блуждать по холодному дну колодца, уже не столько думая о том, что ждет меня впереди, сколько стараясь хоть немного согреться.
«Будь я проклят, если это не заколдованный круг!» — вслух размышлял я, увеличивая темп ходьбы. Я готов был побиться об заклад, что не далее как вчера вечером неоднократно вместе с Джонатаном проходил по этому самому месту совершенно без всякого вреда, даже не подозревая, какая страшная западня затаилась под моими ногами.
Да я вообще, кому понадобилось это дьявольское сооружение, чье предназначение не вызывало никаких сомнений!
С неизвестным ранее отчаянием мои глаза лихорадочно скользили по влажным стенам адского колодца, пока не замерли на небольшой щели с решеткой, которой, о Боже, минуту назад здесь не было. Не веря самому себе, я невольно опустился на колени перед футовым проемом у самого пола, и тут же был отброшен назад. За мощной чугунной решеткой, мерцая ужасными глазами, метались исполинских размеров крысы, чья возня вскоре наполнила колодец отвратительным шорохом. Совершенно потеряв голову, я подобно мерзким серым тварям забесновался на дне каменной могилы, всякий рад сталкиваясь с полудесятками пар кровожадных красных глаз.
Несколько согревшись от постоянной ходьбы, но порядком выбившись из сил, я вскоре обреченно опустился на ледяной пол и, словно вывший на луну голодный волк, мрачно уставился на щель в потолке. Началась немыслимая пытка временем, передать все ужасы которой я просто не могу. В моем незавидном положении даже самого понятия времени уже не существовало и я не знал, как долго находился на дне этой сырой могилы, сколько времени прошло с момента ухода Джонатана, и когда он вообще должен вернуться.
Только когда пробивавшийся сверху, свет приобрел особенно зловещий, тусклый оттенок, я понял, что за окнами галереи начинало смеркаться, что вселило в меня не столько надежду скорого освобождения, сколько полное суматошное беспокойство. Я вновь, как попавший в западню дикий зверь, дико заметался по дну проклятого колодца смерти, на мгновения замирая на месте и прислушиваясь к тому, что делалось наверху. Вскоре я убедился, что это было совершенно бессмысленно — сверху на меня давила все та же гробовая тишина..
«Неужели Джонатана еще нет», — проносилось у меня в голове и я всякий раз опровергал самого себя. — Вряд ли, вероятно, он конечно же вернулся, но отсутствие у старика даже частицы благоразумия и расторопности не позволяют ему заглянуть в боковую галерею.
Неизвестно, сколько бы еще времени я молча впитывал весь ужас своего бедственного положения, если бы не жуткий холод, толкнувший меня на последний отчаянный шаг. Напрягшись, я что было силы принялся звать своего слугу. Стены колодца настолько усилили и изменили мой голос, что этот вопль отчаяния, казалось, был достаточно слышен за десятки миль от «Поющего Камня». На какой-то миг у меня оказались заложены уши, и вот, когда несносное эхо постепенно ушло в небытие, сверху раздался резкий скрип, показавшийся на фоне воцарившейся здесь тишины громким оружейным выстрелом. Невольно подняв голову вверх, я увидел то, о чем всего несколько минут назад даже не помышлял. Предательский хитроумный люк, состоящий из двух половинок, со скрежетом сузился настолько, что стал не шире человеческого тела. О, Боже, что стало твориться у меня на душе, когда я убедился в правильности самых ужасных предположений: щель в потолке колодца с незримостью хода часовых стрелок продолжала становиться все уже и уже, представ перед мной в самом мрачном виде закрывающейся крышки гроба. В одно мгновение мое сознание просветлело, и я вновь устремил взгляд на массивную решетку, за которой бешеная пляска голодных исполинских крыс приобрела самое отвратительное зрелище. Поистине, теперь только слепой мог не заметить кошмарной закономерности: по мере сужения проема в потолке, вызывавшем наступление полной темноты, неумолимо поднималась решетка у пола, обещавшая вот-вот дать полную свободу свирепым хвостатым бестиям.
Как ни пытался я себя призвать к спокойствию, из этого ничего не получалось. Не переставая содрогаться от неизвестно откуда ворвавшегося зловония, я предпринял несколько судорожных попыток вскарабкаться но совершенно гладким стенам, пока, обессиленный, не рухнул на мокрые камни. Теперь весь ужас уже окончательно притупил сознание близости и неотвратимости самой страшной смерти на свете, и когда под потолком что-то негромко зашуршало, я даже не поднял головы. Только после того, как сверху донесся знакомый дребезжащий голос Джонатана, я подскочил с пола так, будто под ним была пороховая бочка.
— Джонатан, где вы?! — в бешенстве прокричал я, но тут мой голос оборвался сам по себе.
Я даже не мог предположить, что человеческое обличив способно вызвать в определенные минуты столь слепой страх и невероятное отвращение. Тусклый свет, падавший на бесчисленные морщины моего слуги откуда-то сбоку, превратил его в воплощение самого чудовищного ночного видения. Его глаза, всегда маленькие и прищуренные, теперь странно расширились и испускали зловещий мерцающий блеск, в один миг отбивший у меня всякое желание наброситься на Джонатана за столь долгое отсутствие.
Да и мог ли я тогда вообще повышать голос, стоя двумя ногами в холодной могиле, и, что называется, находиться под властью страшного старика! Мне даже показалось, что на лице слуги проскальзывает едкая улыбка коварства, однако, в столь стесненном положении, я все же уловил в его слабом голосе нотки искреннего волнения, спасшие меня от полного упадка сил.
