Имел ли право ученый, который нашел свое призвание в работах над расщеплением атомного ядра, прекратить исследования на том основании, что его открытием воспользуются для умерщвления тысяч, миллионов людей? Но, во-первых, он мог и не представлять себе, что его научная работа будет использована для целей вооружения. Во-вторых, даже если он сознавал это, его оправдывало то, что расщепление атома может быть использовано в мирных целях и принести человечеству не только бедствия, но и благо. В конце концов мало сейчас в мире научных открытий, которыми не пользовались бы для целей наступления или обороны военные. Если бояться этого, то следует прекратить всякую научную работу, а это значит обречь на гибель цивилизацию и вернуть человечество к доисторическим временам. Ведь так рассуждая, нельзя было создавать аэроплан для того, чтобы впоследствии не появился бомбардировщик, и, боясь бактериологической войны, следует запретить изучение микробов.
В то же время Терри чувствовал, что кто-то должен нести ответственность за гибель сотен тысяч ни в чем неповинных людей. Но он постарался снять эту ответственность с ученых под видом моральной нейтральности науки. Они не отвечают за то, каким образом используют созданные ими орудия государственные деятели. Пусть последние и несут ответственность за свои действия. Что касается социального устройства мира, то Терри Брусс опять-таки, следуя советам отца, старался об этом не думать, убежденный в том, что это не его область деятельности. Его дело – изучение мозга человека. Есть люди, считающие своим призванием политическую деятельность, досконально разбирающиеся в хаосе социальных противоречий, имеющие твердые суждения о происходящем. Пусть они и благоустраивают мир, и отвечают за то, что в нем происходит.
Можно было и сейчас спрятаться за удобной ширмой моральной нейтральности науки, но Терри понимал, что это не так просто, как казалось тогда, когда речь шла о праве и ответственности других ученых. Сейчас это коснулось его лично.
И самое неприятное было то, что нельзя оправдаться незнанием. Уже тот факт, что прибором Терри заинтересовался не департамент здравоохранения, а военные и тем более БИП, ясно показывало, для каких целей он будет использован.
Но что, если такой прибор окажется в руках государств, враждебных Бизнесонии? Остановятся ли они перед тем, чтобы использовать его в своих целях? Может быть, правы Бахбах и Холфорд и его долг, патриота, помочь своему отечеству?
Никогда до сих пор Терри Брусс не чувствовал себя настолько беспомощным. Он шел по улицам, не замечая прохожих и реклам, машинально забрел в скверик и уселся на свободную скамейку. Он был настолько поглощен своими мыслями, что долго не замечал происходящего вокруг. Его вывел из задумчивости ребячий голос:
– Дядя, а дяденька, достань шарик.
Мальчонка лет шести теребил его за брюки, указывая другой ручкой на цветной шар, застрявший в ветвях.
– Сейчас достану, – сказал Терри и ласково потрепал белые кудри мальчишки.
Он встал на спинку скамейки и сбросил шар мальчику. Тот вежливо поблагодарил Терри и побежал к детям, игравшим неподалеку. Терри стал наблюдать за ними. Дети были опрятно одеты и, по всему видно, хорошо воспитаны. Они принялись по очереди подбрасывать шар. Терри с удовольствием заметил, как белокурый мальчишка, когда наступил его черед подбросить мяч, уступил очередь девочке.
«Как много хорошего заложено в человеке от рождения, – подумал Терри. – Дети так непосредственны, наивны, добры! Хорошо бы человеку сохранить эти качества на всю жизнь. Как чудесно бы тогда жилось людям! Не зная конкуренции, алчности, обмана…»
Гоняясь за шаром, дети оказались совсем рядом с Терри. Белокурый мальчик на правах старого знакомого подошел к Терри и, с детской непосредственностью отбросив всякие формальности, спросил:
– А как тебя зовут?
– Терри. А тебя как? – поинтересовался в свою очередь Терри.
– Барби.
– Очень приятно. Ты здесь один или с мамой?
– С мамой. Вон моя мама, – указал мальчик на даму, сидевшую со своими приятельницами на скамейке по ту сторону аллеи. Она заметила, что сын разговаривает с Терри, и поклонилась ему.
Терри приподнял шляпу. Мать Барби была, насколько это мог рассмотреть Терри, очаровательным существом лет двадцати пяти–двадцати семи, с копной волос таких же, как у сына, словно годы не властны над ними и они сохранили свою детскую мягкость, только стали пышнее. Голубые глаза под густыми ресницами очень гармонировали с прической и всем обликом этой хрупкой, нежной женщины. Терри старался не глядеть на нее, но с удовольствием прислушивался к ее речи, даже не воспринимая ее содержания. Голос у нее был такой же мягкий и нежный, как вся она.
Прошло минут двадцать. Дети продолжали спокойно играть. Терри приятно было наблюдать за ними. Осенняя задумчивость деревьев тоже действовала успокаивающе. И Терри понемногу забыл о печальных мыслях и событиях, которые одолевали его. «Мир вовсе не так плох, как порою кажется, – размышлял он. – Человек сам себе усложняет жизнь. Счастье в спокойствии, довольстве тем, что имеешь. Мечта о большем может оказаться вечной, непрекращающейся погоней за несбыточным. Стоит ли растрачивать на нее свои силы? Надо принять мир таким, каким он создан. Если все люди это поймут, сразу прекратятся распри, войны, вражда…»
Что-то снова прервало раздумья Терри, вначале он не понимал что именно. Потом увидел: темное пятнышко среди примелькавшихся белых детских лиц. В кругу игравшей детворы оказался негритенок. Он робко встал в круг и терпеливо дожидался, когда придет очередь подбросить шар. Дети не обратили на него особого внимания, только девочка, оказавшаяся по правую руку, немного отодвинулась. Шар теперь оказался у нее. Она ловко подбросила его, поймала., снова подбросила – поймала. И так семь раз. Терри, точно и сам участвуя в игре, считал. Восьмой раз она не поймала мяч, и он упал на землю.
Настала очередь негритенка. Он схватил шар обеими руками, черные зрачки его глаз буквально плясали от радости. Он очень высоко, не по возрасту., подбросил мяч и ловко поймал его. Второй раз – еще выше. Еще раз…
Терри вначале не узнал голоса. Грубый, властный. Он не сразу понял, что это кричит очаровательная женщина, мать Барби.
– Что это? Боже! Какой ужас! Посмотрите, куда забрался этот черномазый. Барби! Дети! Идите скорее сюда! За чем смотрит полиция?
Негритенок тоже не сразу понял в чем дело и продолжал подбрасывать шар. Но круг ребят стал редеть, потом Барби вырвал шар из рук негритенка…
Негритенок остался один возле Терри. Растерянный, оглушенный. Он повернулся к Терри и посмотрел ему прямо в глаза.
